Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том первый

— Ну, а вот державы? Что еще державы скажут? Ты ведь у нас политик, на фронте за нынешнюю власть дрался и, значит, первым должен пронюхать.

Я отвечал за Фрола:

— Наплевать. Сказали уже державы. Хватит.

— А что они сказали? — наивно и насмешливо спрашивал Савелий.

— Что голодом нашу революцию заморят…

— Положим, американские миллионеры — сила.

— Сволочи они, американские миллионеры. Самые подлейшие подлецы!

— Ладно, помолчи. Молод.

— Молодость не беда.

— А ты все-таки помолчи.

Фрол говорил задумчиво:

— Ты, вижу, крепко политику полюбил? Или так, интересуешься?

Он был на голову ниже Савелия, худой, узкий в плечах. Он редко брился. Незнакомые думали, что он выздоравливает после тифа. Он казался очень слабым. Но глухое упорство звучало в его голосе, в жестах. Савелий боялся одного его тона. Он знал, что Фрол недавно служил в ЧК и добровольно перешел в забой.

— Ну, ну… ладно, не сердись! — говорил он удивленно. — И до чего же горяч бывает человек…

Выходил Илья, и втроем мы шли по тихим переулкам к шахте.

Был конец июня. Стояли тихие вечера. Где-то прошли дожди, и ветер доносил влажные запахи трав.

— Ты меньше спорил бы с ним, — говорил дорогой Илья. — Парень он, знаешь, простой. Вроде бы простофиля.

Фрол пожимал плечами. Остальную дорогу до самого спуска в шахту мы молчали. Потом, когда, пролетев сквозь двести саженей влажной темноты, клеть останавливалась перед пустой галереей, мы выскакивали на плиты и, спотыкаясь о рельсы, бежали к своей далекой лаве. Сквозняк и ржавый дождь хлестали нам в спины. Мы торопились. В лаве было тихо и по-домашнему тепло. Здесь обычно начинался другой, мирный разговор. Сдержанно похрустывал пласт. Пламя ламп дрожало. Золотые ракушки в кровле тлели, как светляки.

Уже полгода мы работали вместе, в одном забое. Я таскал санки. Илья рубил. Фрол крепил лаву и грузил вагоны. В перерыве мы делили на равные порции холодный чай и хлеб. Он был кислым от угольной пыли.

Запивая водой немудреный обед, Илья говорил, обращаясь к Фролу:

— Работенка у нас… ай, работенка! Ну, скажи-ка, Фрол, ты вот книжки читаешь, солдатом по свету бродил… Была еще на свете когда-нибудь такая работа? Где это описано?

Фрол весело улыбался, щурил светлые ресницы, качал головой:

— Нет. Никогда не было, Илюша. Нет…

— Веселая житуха!

Фрол поднимал лицо. Оно казалось очень бледным на фоне тьмы.

— Что ж тут смеяться, Илья?

Голос его дрожал. Он торопился:

— Если бы мне сказали: живи сто лет, как барин, или за один год революции жизнь отдай, — всё революции без раздумья!

Илья молча соглашался. Он поднимал обушок и лез вверх к забою. Теперь, однако, прежде чем снять рубаху и приняться за работу, он помедлил. Он взял маленький кусок угля и, положив на ладонь, долго рассматривал его при свете лампы.

— Я, видишь ли, темный человек, — сказал он. — Грамоте едва-едва обучился. И вот одного не пойму, ежели в общий котел мы работу ведем, что же тут друг дружке зубы казать?

— Ага, понимаю, — сказал Фрол. — Как хочешь: сердись не сердись, а вот не люблю я твоего брата.

— Зря… И он ведь кровь проливал.

— В обозе? Он борщ проливал, а не кровь.

Илья не ответил. Еще поиграл угольком, потом двинулся к забою.

Рубил он с ожесточением, не разговаривая, не отдыхая. Его руки, покрытые черными ссадинами, не уставали. Я еле успевал оттаскивать санки.

Под конец смены Фрол крикнул со смехом:

— Стоп, машина! Двойная норма, Илья! — Он едва удерживался на ногах. Когда мы выбрались в штрек, он бессильно опустился на рельс.

Илья весело засмеялся и пошел вперед. Он тоже пошатывался, но старался идти твердо.

— Видишь? Доволен! — сказал Фрол. — Это хорошо. Пусть…

Усталые, мы возвращались домой. Хотелось есть и спать, но мы еще имели силы шутить и смеяться.

За огородами, на пустыре, навстречу нам выбежал секретарь партийной ячейки Трофим Бычков. Он, видимо, страшно торопился.

— Погодите, ребята! — закричал он издали, поднимая белый узелок. — Беда!

Мы остановились.

— Такие дела творятся, что черт побери! — подбегая, сказал он. — Весь приют отравила какая-то гадюка. Половина детишек в ряд полегли.

Фрол выронил лампу, но тотчас судорожным движением подхватил ее.

— Приют?

— Спокойно, — сказал Трофим. Он оглянулся. — Бабы еще не знают. Что будет! — и затряс лохматой головой.

— Найти, кто это сделал. Найти, — говорю. — Найти!

— Найдем! — сказал Фрол. — Проклятие!