Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том первый

Фрол проговорил с грустью:

— Только хлеб, и… очень мало. Запомнится нам, хлопцы, этот накаленный, горький двадцать первый год.

Я оторвал от березовой стойки кусочек коры. Она была водяниста и горька и обжигала горло.

Мы продолжали работать, попеременно ложась к забою. Нам было жаль времени, такого дорогого в эти дни. Наши лампы едва горели. По кривым изломам пласта плескался свет, сгущенный и золотой.

Вблизи он становился синим, и, когда я присматривался, рассчитывая удар, пласт начинал качаться перед моими глазами. Я ложился в сторонке, около саней, и долго думал о солнце, о небе. В шахте мне всегда хотелось думать об этом, и небо казалось сказочно голубым. Так было и теперь. Я еле расслышал хруст камня и, оглянувшись, не увидел лампы Фрола.

Там, около самого пласта, что-то барахталось и хрипело. Почему-то Фрол не кричал. Наверное, он задохнулся от удара. Я бросился к нему, зовя Илью, и мне почудилось, что вся кровля кренится и вот-вот рухнет. Но теперь я подумал, что Илья обязательно убежит. Эта мысль пронеслась мгновенно. Он лежал в стороне и без всякого труда мог выскочить в галерею. «Он обязательно убежит», — подумал я, роняя лампу около крутого камня, под которым бился Фрол. Камень был влажный, седой, весь в изморози кварца и стесанных гранях. Он рухнул вдоль забоя, и под ним, около самого пласта, лежал Фрол. Мне удалось отломить тяжелую груду и освободить ему ноги. Прошло очень мало времени, но Илья уже успел убежать. Сейчас он, наверное, шел к стволу. Может быть, он смеялся.

Я был немало удивлен своей ошибке. Рядом со мной Илья упал на камень. Он был без рубахи. Его длинное тело сразу покрылось черными трепещущими буграми. Мне казалось, я слышал, как растягивалась и трещала кожа на его плечах. Но камень не сдвинулся нисколько.

Я метнулся вниз, к ходку, и принес кувалду. Он вырвал ее у меня из рук. Послышался сухой звон. В слабом свете заблестели его мокрые локти. Синие, огненные пятна медленно остывали на известняке. Я не мог придвинуться ближе. Сжавшись в комок, Илья бешено бил кувалдой. Его тяжелое дыхание переходило в стон. Сухой звон возрастал, наполнял лаву. С кровли все сильней сыпалась пыль. Потом звон осекся и надтреснул. Я подвинулся ближе. Илья продолжал долбить глыбу. Она отзывалась глухо и сдержанно, расседаясь на несколько частей. Наконец мы сдвинули серые громоздкие груды.

Фрол лежал почти у самого пласта. Мы подняли его и потащили на штрек, вниз, по скользкой осыпи породы.

— Ну, брат, крепко помяло! — сказал Илья, поднимая лампу и стараясь рассмотреть лицо Фрола, вымазанное угольной грязью. — Принеси-ка, Васька, воды…

Фрол дышал хрипло и тяжело, что-то рвалось у него в горле. Он как бы пил воздух и поминутно захлебывался им. Зубы его были крепко сжаты. Половина принесенной мной воды пролилась на землю.

Приподняв лампу, Илья с минуту задумчиво смотрел Фролу в лицо. Он оправил его волосы, провел рукой по лбу к худым щетинистым щекам.

— Тащи еще, Васька, — сказал он и, когда я принес воду, принялся умывать Фрола. Он осторожно обмывал пухлые ссадины на его лбу и подбородке, вытирая клочком ветоши грязь.

Фрол открыл глаза. Свет лампы густо, как дым, поплыл в его зрачках:

— Не надо воды… Не нужно.

Я опустился рядом на рельс.

— Мы понесем тебя, Фрол, к вентиляционному штреку.

— Не надо, — сказал он испуганно. — Не смейте. У меня перелом бедра. Ребра тоже поломаны…

Илья выплеснул воду.

— Все равно придется нести тебя к шурфу. Клети нет… Иначе как же выбраться на-гора?

В штреке было тихо. Еле слышно похрустывала крепь, осыпалась легкая порода.

Мы сидели здесь не менее получаса. Фрол, казалось, уснул. Его дыхание стало ровнее. Мне хотелось есть. Я очень устал, но есть мне хотелось еще сильнее, чем прежде. Я обшарил все свои карманы. Где-то у меня был кусочек кожи, однако теперь не удалось его найти. Я пошел к бочке и долго пил воду, ощущая, как плещется она в желудке, как возрастает тугая тягучая боль. Голод только усилился. Я вернулся к Фролу и лег на землю рядом с ним. Он не спал. Силясь поднять руку, он сказал вяло, как говорят во сне:

— Я и забыл… Вы ведь не ели, Илюша… Вот хлеб…

Но рука бессильно упала.

Илья вздрогнул. Было похоже, он испугался.

— А ты? — спросил он очень тихо.

— Ничего.

Боясь толкнуть Фрола или раскрошить хлеб, я осторожно вытащил кусок из кармана его пиджака. Он был теплый, влажный и тяжелый, как глина. Фрол внимательно смотрел на меня. Свет по-прежнему плыл в его глазах.