Однажды вечером командир полуроты штабс-капитан Шапкин вернулся из буфета на ляоянском вокзале с новостями: корпус Штакельберга посылают на юг выручать Порт-Артур.
— Если говорят на вокзале, значит, так оно и будет, — сказал командир 3-й роты капитан Хрулев. — А мы еще сапог не пошили, шинелей тож, одни бескозырки готовы.
— Тут уж, Евгений Евгеньевич, не до шинелей и сапог. Умирать — все равно в сапогах или без сапог.
— Уж вы сразу о смерти! Еще и воевать не начали, а вы о смерти!
— Смерть нас с вами не спросит, — пробормотал Шапкин.
Неразговорчивый, тихий, многосемейный человек, Шапкин оживлялся только, вспоминая о семье.
— Семья — это истинное призвание человека, — говорил он, — от господа-бога, а все прочее от лукавого. Банты, аксельбанты… Не в них счастье.
О войне и сражениях рассуждать он не любил.
Через два дня новость подтвердилась: выступали на юг, и немедленно. Началась суматоха.
После вечерней зари по улице загремели и вдруг стихли тяжелые колеса. Поручик вышел посмотреть, кого бог принес.
На площади, у глухих кирпичных стен, батарейцы выпрягали лошадей, разбивали палатки. В распоряжавшемся офицере Логунов, к своему удовольствию, узнал Неведомского.
Капитан энергично размахивал руками и отдавал приказания громким голосом.
— А, это вы, — сказал он поручику. — Очень, очень рад. Если хотите стакан чаю с лимоном, прошу ко мне в палатку. Как-никак я командующий батареей. Не командир, но командующий! — Он поднял указательный палец. — До командира не хватает чина. Не дают подполковника… Впрочем, я не в обиде. В общем, поручик, выступаем. Одно плохо: о нашем походе говорит весь Мукден и Ляоян. А ведь ударить по врагу надо внезапно.
Солдат принес ведро с водой, кружку, капитан скинул китель, закатал рукава рубашки…
— Фантастическая пыль… Между прочим, будь я на месте Куропаткина, я наметил бы другой план. Не надо нам пробиваться в Порт-Артур. Если мы пробьемся в Порт-Артур, а японцы его блокируют, то какая польза будет оттого, что в Порт-Артуре прибавится прежде всего… едоков? Нужны патроны и снаряды. А с собой мы берем того и другого незначительное количество. Я спросил своего начальника: почему так мало? Отвечает лаконично: брать на путь следования!
— Вы думаете, в Порт-Артуре мало снарядов?
— В недостроенной крепости не может быть достатка снарядов. Для боеприпасов нужны казематы, а казематы строят не в первую очередь. Но интересно вот что: успели японцы высадить значительные силы или не успели?
— Как же они могли высадить значительные силы под носом у нашей эскадры, которая по мощности превосходит японский флот?
— Ах, дорогой Николай Александрович, всякие чудеса бывают, К тому же на море, после разбойничьего январского нападения на Порт-Артур, мы не крепче японцев. Ну, вот я и вымылся. Армиями мы с вами не командуем, поэтому история простит нам, если мы откажемся от дальнейшего обсуждения сих важнейших вопросов. Пойдем пить чай и слушать песни в исполнении поручика Топорнина.
В углу палатки, на бурке, сидел артиллерийский поручик и брал на гитаре минорные аккорды.
— Вася Топорнин, — представился он. — Впал в маньчжурскую тоску, утешаюсь звуками.
Чай был крепок и приятен, к чаю английское печенье и петербургское «Жорж Борман».
— Вы недавно из России? — спросил Логунов Топорнина.
— Недавно… и тоскую. Шлю к черту всю эту китайщину и японщину.
Он налил чай в огромную кружку и пил не отрываясь.
— Уф!.. Дьявольская жажда! А ведь насчет воды я не питок. Мне вода противна, как скопцу женщина… А тут стал пить. Плююсь, а пью.
— А мне Восток нравится.
— Помилуйте, что здесь может нравиться? Жара, комары, зловонные улицы, умопомрачительный гаолян и, наконец, жизнь не наша, чужая. На кой черт, спрашивается, мы полезли сюда? Мало у нас дела на дому? Голые, нищие, неустроенные…
Поручик потянулся к гитаре и взял несколько аккордов.
— Мне кажется, — возразил Логунов, — движение русских на Восток имеет глубокий исторический смысл независимо от того, как мы устроены дома.
— Тема для бесконечного спора, — усмехнулся Неведомский. — Вася, тронь мою любимую, казачью.
Поручик запел. Голос у него был крошечный, он, в сущности, говорил, а не пел, но исполнял он превосходно.
За тонким полотном палатки изредка слышался скрип проезжающей арбы, доносился крик погонщика. Там был Китай, а здесь, в песне, молодой казак уходил на войну с вольного Дона.
Сколько раз молодые казаки уходили на войну, оставляя невест и жен! Сколько слез пролито, сколько крови пролито!
Читать дальше