Андрей Дугинец - Стоход

— Ну как, по-твоему, памятник получится достойный? — кивнул водитель на фундамент из крупных блоков. — Эту стройку и называют памятником тем, кто погиб в Картуз-Березе. Разве плохой памятник — электростанция, которая даст свет нескольким областям.

— Свет из Березы Картузской… — мечтательно прикрыв глаза, тихо произнес Григорий Крук. — Свет из Картуз-Березы! А раньше знаешь как было, до тридцать девятого?

— Кое-что слышал… А теперь вот — свет… Ну вот что, ты поброди, осмотрись и приходи ко мне ночевать. Вон в тот домик, крытый толью. Это наше холостяцкое общежитие. А мне надо поставить машину. Только приходи не позже шести, чтобы успеть в столовку.

Оставшись один, Григорий долго смотрел на стройку, и в душе его, словно какая-то новая волнующая мелодия, звучали слова:

«Свет из Березы. Свет из Березы…»

Вася Золотов, парень, который подвез его, оказался бригадиром бульдозеристов и секретарем комсомольской организации стройки. Узнав, что Григорий кончал когда-то курсы трактористов, он дал ему новенький, только что полученный бульдозер и уговорил поработать, пока вернется уехавший к больной матери хозяин машины.

Григорий так увлекся работой на бульдозере, что забыл даже о цели своего приезда. И только на пятый день спохватился, что его багаж до сих пор лежит на станции. Чтобы не терять времени, он отдал квитанцию попутному шоферу, и тот привез мраморную плиту.

Узнав, что кладка фундамента главного корпуса электростанции закончена, Григорий привез плиту на стройку и попросил каменщика положить ее в стену.

— Жалко мрамор приравнивать к кирпичу, — заметил пожилой усатый каменщик.

Но Григорий знал, чего он хотел. Уже несколько дней его не покидала мысль: место плиты — в стене электростанции, а не на кладбище, заросшем бурьяном. Электростанция — поистине вечный памятник борцам подполья и героям Отечественной войны. И он уговорил усатого воспользоваться хорошо отполированной мраморной плитой как обычным строительным материалом.

Каменщик благоговейно положил сверкающую мраморную плиту на угол стены, поверх первого слоя кирпича. Теперь на плите можно было прочесть:

«Крук Х. И. 1901—1936. Погиб от рук пилсудчиков».

— Из таких-то камушков да все бы здание! — с восхищением сказал каменщик.

— Положите надписью внутрь, — попросил Григорий.

— Это ж зачем? Такие надписи и вдруг заляпать раствором?

— Люди назвали эту стройку памятником жертвам Картуз-Березы. Пусть памятник будет общим, без всяких привилегий.

Каменщик повернул плиту надписью внутрь, потом снял на самом углу стены слой кирпича и уложил мраморную плиту на фундамент. Теперь, когда плита лежала наружу неотполированной стороной, она не выделялась и казалась таким же строительным материалом, как и бетонные плиты, которыми был выложен фундамент.

Пролетело десять дней. Корпус электростанции рос на глазах. Григорий днем работал, а вечерами на старой, случайно найденной в общежитии скрипке играл. Однажды его уговорили выступить перед строителями.

Клуба в городке еще не было. Артисты, приезжавшие каждое воскресенье, выступали на деревянном настиле под белой стенкой конторы. На этой же стене ежедневно демонстрировались кинофильмы. Зрители размещались на «скамейках» из досок, положенных на столбики из кирпича. Все было по-походному. Но никто здесь не замечал этих неудобств.

Пока люди собирались, Григорий сидел в сторонке и почему-то волновался. Даже перед фестивалем он был спокойнее, чем сегодня. И когда вдруг погас свет, он облегченно вздохнул — выступление не состоится.

Но никто не собирался уходить.

Григорий обратил внимание, что из-за стенки дома медленно выползает луна, освещая и сцену и зрителей. И он шепнул встревоженному распорядителю, что можно и без света. Его согласие играть в темноте «зал» встретил громкими аплодисментами. Так под веселые выкрики и рукоплескания Григорий вышел на сцену.

Серебристо освещенный «зал» притих. Все напряженно смотрели на сцену, где чуть заметный стоял в темноте музыкант. Вот он поднял смычок, который попал в полосу лунного света и сверкнул, словно остро отточенный клинок.

Плавно и нежно, как лунный свет над волнами, полилась со сцены музыка.

То затихая до вздоха, то с дрожью нарастая, звуки долго не поднимались выше тревожного шепота. Но вдруг, словно где-то высоко в небе взметнулся жаворонок, скрипка счастливо запела. Потом все стихло. И через мгновение словно ветер повеял от басов. Их ропот передался всем струнам, а их, казалось, на скрипке не меньше сотни. Буря, вой ветра, гром!..