Андрей Дугинец - Стоход

Антон тем временем еще и еще раз прикреплял стрелку к рельсам и пускал колесики. Он делал это до тех пор, пока Александр Федорович вдруг не воскликнул:

— Голова! И как я сразу не понял, почему тебя интересуют эти колесики да стрелки! Ты хочешь знать, сойдет ли поезд с пути, если к рельсу прикрепить стрелку? Сойдет, обязательно сойдет!

— Ермаков! Бугров! Скорее сюда! — позвал Моцак. — На консультацию! Может, я ошибаюсь…

Уха стала холодцом, в котором тускло отражалась луна, уже прошедшая половину неба. А спор о задуманной Миссюрой диверсии на железной дороге, захваченной фашистами, только разгорался.

Лишь на рассвете, когда была сооружена еще одна деревянная «железная дорога» с четырехосной платформой, все поняли, что выдумку Антона следует испробовать на деле. Но где взять стрелку? Одни предлагали украсть ее на какой-нибудь маленькой станции. Другие поддерживали намерение Антона отковать ее самим.

— Отковать не трудно, — заметил Ермаков, — и кузню можно смастерить в два счета, только ж гром молота о наковальню куда денешь? Это не дым, по воде не пустишь!

— А в имении кузница есть? — спросил Бугров.

— О, там целая мастерская, — ответил Егор. — Там Антон колдовал дни и ночи.

— Ну, днем туда теперь нельзя. А ночку пусть поколдует.

— А что, Бугров прав, — согласился Александр Федорович. — За ночь успеет отковать эту штуку. Поплывем с ним все, кто может держать оружие. Обложим лес. А он пусть с Саньком кует!

Со скрежетом распахнулась железная дверь. Полицай, открывший ее, молча застыл за порогом, видно ожидая кого-то.

— В «Хвоинки», — прошептал один из заключенных.

— Опять.

— Скорей бы уж всех.

И только Оляна молчала, с замиранием сердца прислушивалась к четким шагам в коридоре. Кто-то приближался не спеша, уверенно.

«Это моя смерть», — догадалась Оляна.

Гулко постукивая новыми сапогами, к открытой двери подошел Сюсько с бумагой в руках. Остановился у порога. Заложив за спину руки, щеголевато покачался на носках сверкающих сапожек. И злорадно произнес:

— Ульяна Багно, мать комсомольца-бандита, выходи! Швайнэ-ррайнэ!

Голубое небо, на которое Оляна с тоской смотрела сквозь решетку, вдруг вспыхнуло ослепительной белизной, закачалось и на какой-то миг показалось той снежно-белой лилией… А потом сразу же все погасло. И белая колышущаяся лилия, и лица заключенных, со слезами смотревших на обреченную, и все вокруг растаяло, померкло, ушло куда-то…

До сознания Оляны не доходило ни ворчание полицейского, которому было поручено отвести ее в «Хвоинки», ни веселый хохот Савки Сюсько, ни чей-то плач в камере. И только выйдя на улицу, на свежий воздух, она пришла в себя. Посмотрела на дома, знакомые с детства и в эту роковую минуту какие-то необычайно уютные, родные, на лес, зеленевший за селом, на желтовато-серую песчаную дорогу — и ей так захотелось жить! Хоть один день да пожить бы! Увидеть Гришу. Приласкать его. Встретиться с Антоном.

— Ну, кто еще со мною? — услышала она за спиной голос конвоировавшего ее незнакомого полицая.

— Что, бабы не расстреляешь?! — зло бросил в ответ Савка, вышедший на крыльцо.

— В том-то и дело, что баба! — пробубнил полицейский.

— Швайнэ-ррайнэ! — срывающимся голосом закричал Сюсько. — Может, сам хочешь на ее место?!

Полицейский взял винтовку наперевес, дулом отпихнул Оляну вправо и повел ее узким переулком, по которому раньше гоняли скот на пастбище, а теперь уводили людей в «Хвоинки».

Оляне почему-то вдруг вспомнился черный теленок, зарезанный еще покойным Харитоном. Целое утро спорила Оляна с мужем, не соглашалась резать своего выкормыша. Но нужно было платить за землю, и пришлось согласиться с доводами мужа и отца. Оляна сама повела теленка в сарай. Он шел охотно, облизывал ее руку, терся об ее ногу теплой мягкой шейкой, покорно шел… на убой. Вспомнив этот случай, Оляна чуть не закричала: «Так я ж вам не теленок!»

И неожиданно для нее самой родилось решение бежать. Пусть убьют в спину, но убьют не как покорного, бессловесного теленка!

Надутый, мордастый полицай не очень охотно вел ее в «Хвоинки», что-то ворчал.

По обеим сторонам проулка стоял невысокий плетень. «Если рвануться, прыгнуть через него… А там огород, подсолнечник… Нет, все равно убьет».

Полицейский идет след в след, а штык его винтовки торчит на уровне груди с правой стороны. Оляна косится на холодно поблескивающий ножевой штык.

«А что, если схватить винтовку одной рукой за штык, а другой за ствол да рвануть из рук? Если сделать это неожиданно, можно и отнять…» Оляна оглянулась, посмотрела на дом, где решилась ее судьба. Во дворе на бревнах сидели полицейские, играли в карты… «Эти заметят, пристрелят, добежать не успеешь до лесочка. А если сразу, как кончится плетень? И потом пригнуться да огородами?..»