Аркадий Васильев - Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)

— Будь здоров, Кузьма Егорович, — сказал он. — И скажи, пожалуйста, помнишь, ты у меня светофильтр взял? Распорядись, чтобы мне его вернули.

— Будьте покойны, — ответил за Стряпкова Столяров. — Все будет сделано…

В коридоре стоял Яков Михайлович. Когда Кузьму Егоровича проводили мимо, он отвернулся. Сделал вид, что читает стенную газету «Наш голос». А газета висела с 1 Мая — читать в ней было нечего, все известно наизусть.

Вот, собственно, и все. Потом, конечно, был судебный процесс, и, как говорится в газетных отчетах, виновные понесли заслуженное наказание.

А за один ваш совет, мой дорогой друг, я вам очень благодарен. Вы написали: «Почему бы вам не побывать в Краюхе, пока я буду еще раз читать вашу рукопись и думать над ней? Вы же знаете, я нетороплив, и времени у вас на поездку хватит с лихвой».

Пишу вам по свежим впечатлениям. Я только вчера вечером прибыл из Краюхи, где провел около месяца. От моего плаща все еще пахнет тамошним удивительным воздухом, Сетью (я имею в виду реку), я еще слышу голоса моих старых знакомых. Впрочем, начну по порядку.

Прилетел я в Краюху на рассвете. Да, да, прилетел, а не приехал. Сейчас в Краюху регулярно летают «ИЛ-14». Конечно, это не «ИЛ-18» и не «ТУ-104», но все же хорошая машина. Встречи с краюхинскими старожилами начались еще в самолете. Рядом со мной оказался Солодухин, бывший секретарь партбюро горпромсовета. Он сейчас второй секретарь горкома, занимается промышленностью. Он всю дорогу рассказывал мне о новом гиганте индустрии — о бумажном комбинате. Я был на нем, ничего не скажешь — гигант. И мне было очень приятно пощупать отличную бумагу, сделанную на этом комбинате. Вы ведь знаете, как мы, авторы, любим бумагу — есть на чем писать, есть на чем печатать… Ну, это так, мимоходом.

У нас много пишут, что, дескать, на самолете до отдаленного пункта лететь часа четыре, а вот от аэродрома до города, на каких-нибудь десять — пятнадцать километров, приходится тратить времени в два раза больше. В Краюхе в этом смысле все отменно хорошо — приземлились мы в пять утра, в шесть я на машине Солодухина был уже у гостиничного подъезда, а в половине девятого сидел в кафе при ресторане «Сеть» за завтраком.

Подавал мне пожилой официант, одетый по летнему времени в белую куртку. Что-то в его лице мне показалось знакомым, и я рискнул задать вопрос, на который сам, откровенно говоря, не люблю отвечать, считая его пустяковым:

— Скажите, пожалуйста, где мы с вами могли встречаться?

Некоторые доморощенные остряки нередко отвечают:

— Да мы же с вами в одной тюрьме сидели… Ха… ха!

Официант улыбнулся и вежливо ответил:

— Не узнаете?.

И тут, по улыбке, я сразу узнал Латышева, бывшего директора «Сети».

— Алексей Потапыч!

— Я, как видите…

— Ну, вас не узнать. Без бакенбардов. Похудели, помолодели.

— Слава богу, чувствую себя хорошо.

— Давно, извините, вернулись?

— Скоро два года. Время летит, не замечаем.

Посетителей в кафе не было, и мы разговорились. Латышев рассказал, что отбыл срок и вернулся в Краюху.

— Куда же еще? И вот поступил сюда официантом.

— Почему же здесь работаете, а не в большом зале?

— Не хочу. Соблазнов там много. А я до сих пор с душевным трепетом вспоминаю. Даже говорить не хочу.

Мимо окна прошел мужчина и помахал Алексею Потапычу рукой.

— Вот еще один.

— Кто это?

— Поляков. Помните, ларьком возле парка заведовал? Сейчас в сберкассе кассиром работает.

Заметив мое удивление, Латышев, улыбаясь, рассказал:

— Его там, где мы были, счетному делу обучили. Понравилось ему кассиром быть — мне, говорит, доверяют.

— И ничего?

— Все в порядке. Теперь ему можно весь алмазный фонд доверить, ни одного камушка не пропадет.

Я, наверное, многое услышал бы от Алексея Потапыча о старых знакомых, но вошла буфетчица и сказала:

— Товарищ Латышев, вас Петр Иванович просит.

Алексей Потапыч спросил меня:

— Посидите еще или рассчитаемся?

Расплачиваясь, я поинтересовался, кто это — Петр Иванович?

— Наш директор, Коротков. Помните, когда-то прокурором был, потом защитником? Не пошло у него это дело. Все подзащитные от него отказывались. Начнет словно бы в защиту, а кончит — ну чисто государственный обвинитель. А сейчас у нас хозяйствует… Извините, побегу, а то осерчает.

В вестибюле гостиницы я купил свежий номер «Трудового края» и, как это принято, начал читать с четвертой полосы. Газета меня порадовала обилием информаций. Все заметки начинались с двух слов: или «вчера», или «сегодня».