Иван Акулов - В вечном долгу

— Вот как… — Сергей зачем-то выплюнул только что раскуренную папиросу и долго вел машину в сумрачном замешательстве. Большой подбородок его отяжелел, вытянулся. — Кто же, Михаил Антонович, просил у вас защиты-то от Вильямса? Небось Колотовкин?

Клюшников сидел с закрытыми глазами, и голова его дремотно клонилась на грудь, однако на вопрос Лузанова ответил сразу:

— И Колотовкин. Но это пусть вас не смущает. Занятия все-таки нужно продолжать. Только уделите больше внимания организации труда в тракторной бригаде. Непростое это дело — организация труда. Я, кажется, приехал. Ты, что, собрался в Дядлово? (Разговор между ними о поездке Лузанова к матери был еще утром.) Крой. Только к восьми утра будь в МТС. Поедем в Хомутовку, осмотрим у них сеялки. С семяпроводами совсем хана — на половину сеялок. Ну, будь здоров.

Клюшников легко вылез из машины и возле ворот своего дома сунул руки в карманы стоявшего на спине коробом реглана, взглядом проводил с места шибко взявшую машину.

Сергей сразу за железнодорожным переездом спустился под изволок, по новому мосту пересек Кулим и по ту сторону Сажинских хуторов выпрямился на Дядловский тракт. Дорога тяжелым заношенным ремнем раскатилась по полям на запад и густо чернела от взбухшего навоза. Был закатный час, и над сизо-дымчатой далью, где угадывался край земли, холодно, но румяно рдела медленная вечерняя заря. Еще ниже, отделенные светлой гранью, плыли легкие, до белизны прополосканные первыми весенними ветрами погожие кучевые облака. Их нежно подсвечивало уже севшее за горизонт солнце, и они, пышные, словно взбитая пена прибоя, светились сами чистым розовым светом.

В закате ясно виделась близкая весна, а Сергей Лузанов ничего этого не замечал. Слово за словом вспоминал он беседу с Клюшниковым и со злой обидой говорил себе: «В самом деле, на кой черт эта мутация Колотовкину, который всю свою жизнь смотрит и будет смотреть в землю? Прав Клюшников, ковырянию в земле их надо учить, да еще тому, чтобы по начальству с жалобами не ходили…»

Не взяв нужного разгону в гору перед Дядловом, по грязной дороге поднимался на первой скорости. С полгоры, на пологости, можно было рвануться вверх, но навстречу, заняв всю дорогу, спускались сани, груженные мешками. Чтобы не зацепить упряжку, Сергей прижал машину к самой кромке, приглушил мотор, остановился. И тут скорее понял, чем увидел, что лошадью правила Клава. Она сидела на мешках той легкой посадкой, когда в любой миг можно спрыгнуть с воза, однако вожжи в ее руках были спокойно полуопущены, и конь, чуя ее спокойствие, ступал осторожно, но верно. Клава задержала на Сергее неузнаваемо-чужой взгляд, и то же знакомое безразличие увидел Сергей в ее продолговатых глазах. Не поздоровались.

Уже на перевале Сергей приоткрыл дверцу машины и оглянулся. Оглянулась и Клава, и они какое-то малое время смотрели друг на друга.

Весна шла неровная, то и дело сбиваясь на холода. И только в середине апреля теплый ветер принес с полуденной стороны мягкие и сырые туманы, низкую на́волочь туч, которые совсем нежданно разразились ливнем. В полях снега подточило за каких-нибудь два дня, и в Кулим хлынули кипучие потоки. Лед на реке, слабо тронутый в припае, быстро скрылся под мутной водой.

На задах, за огородами, где пробиты проруби, дедко Знобишин, в стародавних броднях, сачил рыбу. На боку у него болтался пустой мешок для улова. Старик вначале затаптывал на мокром крутом берегу порожек, прочно утверждался на нем обеими ногами и через колено заносил над водой тяжелый сак. На глубине погружал его и по дну вел на себя. Длинный гладкий шест легко скользил по полушубку на плече.

Рыбешка ловилась сплошная мелкота.

— Баловство это, — бурчал себе под нос дедко Знобишин, бросая обратно в воду вынутых из сетки окунят и серебряных чебачков. — Надоть бы домой налаживаться. Пойду-ка домой.

Но сердце старика было распалено, и он снова отаптывал на бережку местечко и снова заносил над водою сак.

На крутояре сидел Петька Пудов, и хоть вниз, а все равно глядел исподлобья, орал, потешаясь над стариком.

— Глыбоко тама. Глыбоко! Эй, дедко Знобишин!

Подошли Мостовой и Лузанов — они возвращались от кузницы, где осматривали сеялки. Поздоровались с Пудовым, и Лузанов спросил:

— Ты чего тут?

— Гляжу вот, не нырнет ли хрыч — буду спасать. В газетку, может, пропечатают. Гы-гы-гы.

— Ты перестань дурака валять, — строго оборвал Пудова Мостовой. — Почему не поехал на станцию?