Николай Асанов - Открыватели дорог

— Это еще не ваш институт! Вы видите эту дверь? — Он ткнул пальцем по направлению двери, на которой была строгая надпись: «Посторонним вход воспрещен!», — подошел к ней и распахнул. — Я вижу, товарищ Горячев, что вы не умеете читать! Это я имею право войти в эту дверь, а вы… — Дальше Алексей не слышал, Красов уже захлопнул дверь за собою…

Все на мгновение онемели. Даже Анчаров не мог произнести ни слова. Горячев пожал плечами и вышел из зала.

В коридоре его догнали Крох с Подобновым и Чудаков со своим техником Валькой Ковалем. Но тут они шли раздельно: Крох и Подобнов — справа, а Чудаков и Валька — слева, будто начисто разделились в оценке инцидента, хотя одинаково пытались утешать.

КРОХ. Да бросьте вы, Алеша! Михаил Борисович в гневе зверь, но отходчив, как малое дите! — Он был готов даже подсюсюкнуть.

ПОДОБНОВ. Алексей Фаддеевич, поймите, нельзя же критиковать работу старших товарищей, даже и не ознакомившись с нею как следует!

А слева слышались более настороженные, но тоже сочувственные слова.

КОВАЛЬ. Эк, угораздило тебя наступить на самую любимую мозоль Шефа!..

ЧУДАКОВ. Не имеет права он выгнать! И рад бы, да не выйдет!

И опять справа доносилось:

КРОХ. Кто это говорит, что Горячева выгоняют? Кто это говорит? Просто Михаил Борисович указал Горячеву его место…

ПОДОБНОВ. А имеет ли практикант право критиковать учителя? Я считаю, что Горячев еще слишком молод и такого права не имеет!

Алексей, не отвечая, распахнул дверь на улицу и вышел, плотно захлопнув и придержав для верности металлическую с деревом массивную ручку. Все голоса разом отрезало, он оказался один на один с улицей, с белым, чистым, еще не успевшим побуреть снегом.

Больше он не ходил в институт, ожидая, когда ему принесут документ об отчислении. Он мог, конечно, закончить дипломную работу и дома: все материалы были собраны. Но было жаль институт. Жаль то, что он называл про себя воздухом науки. Жаль споров с такими же горячими и острыми на язык молодыми физиками. Ведь он так рвался в лабораторию самого Михаила Борисовича!

Друзья не оставляли его своим попечением. Прибегали то один, то другой, передавали новости. О скандале в конференц-зале ничего не говорят. Красов вызвал Анчарова; сидели два часа, Анчаров вышел еле живой. Академик заходил з «преисподнюю» и как бы между прочим спросил: «Где Горячев? Болен?» Коваль испугался, не мог ничего толком объяснить, сказал только, что Михаил Борисович не принял последнюю работу Горячева.

Через неделю или около того почтальон доставил Горячеву строгую телеграмму:

«Немедленно явитесь в институт для оформления на должность младшего научного сотрудника, иначе будем вынуждены искать замену. Красов».

Статья Анчарова ни в печати, ни даже на ротапринте не появилась. И никто о ней не вспоминал. Но и Михаил Борисович не извинился перед Алексеем. Как будто все это приснилось в дурном сне одному только Горячеву. Наоборот, Красов начал усиленно приглашать его к себе. Стал добрым шефом. Учителем. Почти другом.

Так неужели Чудаков прав в своих поспешных выводах? Нет, Алексей не может признать такую правоту. Чудаков просто начал смотреть на жизнь слишком мрачно. Сегодня Алексей пойдет к Красовым и сам поговорит обо всем, что лежит на сердце. И докажет и себе, и Чудакову, и, если понадобится, Красову, и Гирееву, что наука должна делаться чистыми руками. И совсем не потому пойдет, как думает Чудаков, будто ему хочется посмотреть на Нонну. Нет, именно ради науки. И к дьяволу любовь, если таковая и существует на белом свете. Так-то, товарищ Чудаков!

Как давно Алексей не был в этом доме!

Пожалуй, после отъезда Нонны к мужу в Ленинград он здесь уже не бывал. Когда это произошло? В 1957-м, вот когда! Значит, пять лет он обходил Дом академиков стороной. Даже и в других квартирах не бывал, если и приглашали, все боялся, что ошибется дверью и нечаянно позвонит Красовым. Откроет работница, спросит: «Вам кого?» И он с замирающим сердцем скажет: «Нонну».

Михаил Борисович, вероятно, догадывался, почему Алексей на все приглашения отнекивался, а Бронислава Григорьевна знала точно. Нонна, должно быть, советовалась с нею, прежде чем сказать Алексею «нет». В это время всеми ее помыслами уже владел Бахтияров.

Бахтиярова Алексей увидал в этом же доме. Тот приехал из Ленинграда, как говорил, «за опытом». Бахтиярову было интересно узнать, как далеко продвинулись московские физики в использовании мощных реакторов. Москвичи консультировали и строили сами несколько крупных электростанций на атомном сырье. Но все эти станции находились в Заполярье. А Бахтиярову предстояло создать уникальное сооружение под Ленинградом.