Николай Асанов - Открыватели дорог

Алексея тогда удивила и вместе с тем позабавила такая резкость суждений Ярослава. Он предпочел бы, чтобы друг продолжал спор. Но Чудаков только сказал:

— Посмотри на себя в зеркало! Вот так рождаются мученики!

Алексей подошел к окну, гладкая плоскость которого вполне могла заменить зеркало. Ничего мученического в узком, без единой морщинки или складочки лице не было. Он пожал плечами, увидел, как отражение в окне проделало то же самое, усмехнулся и отправился на заседание.

Заседание еще не началось: ждали Ивана Александровича. Но Алексею показалось, что Красов и Анчаров ждали не академика, а именно его. Оба встали, как только Алексей показался в дверях. Михаил Борисович ухватил его под руку и увлек в угол, под огромную пальму. За ним поспешил и Док.

— Нуте-с, нуте-с! — благожелательно произнес Михаил Борисович, осторожно принимая из рук Алексея папку с расчетами. — Посмотрим, что тут у вас…

К ним немедленно присоединились Подобнов и Крох. Эти выглядели, как два ревнивца. Еще бы, кто-то другой заслужил благорасположение Шефа. Подобнова Алексей прощал. Он уже знал незамысловатую историю этого небокоптителя. Когда-то Подобнов рвался к экспериментам, но каждый раз опаздывал с результатами. Стоило ему что-нибудь предложить или во всеуслышание предположить, как через месяц приходил американский, английский либо немецкий физический журнал, в котором черным по белому писалось, что подобный опыт только что осуществлен, и результаты такие-то… В конце концов, в институте начали пошучивать, что у Подобнова, несомненно, есть двойники или родственники во всех физических институтах мира, которые вызывают его по системе телепатии, или, говоря научнее, по системе биологического радио, и передают ему новости науки, только действуют с небольшим опозданием. А может быть, он и на самом деле пользовался быстро стареющей информацией. Друзья среди иностранных физиков у него были…

Но ревности Крохи Алексей в то время не понимал. Кроха был на хорошем счету. Он долго работал в Дубне, провел там несколько интересных экспериментов, правда, не один, а вместе со своим приятелем Тропининым. Потом Михаил Борисович перетащил его под свое крыло и сразу сделал своим заместителем по экспериментальному отделу. Почему же Кроха ревнует Шефа к никому не известному студенту?

Михаил Борисович быстро перелистывал страницы вычислений, бормоча под нос: «Так-так-так!» — и казалось, что он склевывает подчеркнутые красным карандашом ошибки в вычислениях Анчарова. Перелистав страницы еще раз, он с досадой сказал Анчарову:

— Уважаемый доктор, вам следовало бы внимательней отнестись к вашим выкладкам! Отдали бы лишний раз посчитать все формулы вашим аспирантам!

Анчаров побагровел от неуместного намека. Институтские сплетники поговаривали, что в его докторской диссертации и научных работах участвовали не только его многочисленные аспиранты, но и почти все сотрудники теоротдела.

— Я еще проверю расчеты Горячева! — сердито сказал он.

— Впрочем, все это мелочи! — более милостиво сказал Михаил Борисович. — У вас, Алексей Фаддеевич, есть еще какие-нибудь замечания?

Чудаков, стоявший в стороне у стены, взглянул на Алексея умоляющими глазами. И тот совсем было собрался сказать: «Нет!» Но вместо короткого отказа выговорилось, точнее, вымямлилось: «Н-нет, но как вам сказать…» — и Михаил Борисович, остро взглянув в его глаза, тоном приказа произнес:

— Говорите побыстрее, а главное, поточнее! Иван Александрович уже выехал из академии.

И Алексей, все еще сопротивляясь самому себе, заговорил:

— Видите ли, Михаил Борисович, мне кажется, что все расчеты Якова Арнольдовича построены на том, что он пренебрегает электринной теорией…

— А если электрино в действительности нет? — быстро перебил Красов.

Алексей отметил про себя, что Михаил Борисович задает вопросы так, как это делают на зачете, когда хотят обязательно срезать студента.

— Но мы знаем, что в Лос-Анжелосе готовится грандиозный эксперимент по уловлению электрино! — выпалил он.

— Мы у себя проводили подобные эксперименты.

— В малых масштабах…

— А вы уверены, что электрино существует?

— Если электрино нет, тогда нарушается эль-инвариантность!

— Но ведь Анчаров объясняет это!

— После такого объяснения над нами будут смеяться во всем мире! Я имею в виду наш институт.

Михаил Борисович вдруг выпрямился, даже ростом повыше стал и гневно крикнул: