Николай Асанов - Открыватели дорог

— Я к Алексею. Вернусь не скоро!

Итак, приоритет открытия потерян. Случилось то самое, чего он так боялся, когда Крохмалев вдруг развернул свою «критическую» деятельность, требуя все новых проверок. А теперь он будет каяться в своих сомнениях, извиняться за задержку публикации.

Ярославу стало душно, хотя вокруг текло свежее майское утро, улицы, обильно политые только что прошедшими машинами с серебряными крыльями струй, были похожи па впадающие одна в другую реки, пенсионеры и дети выходили из тенистых дворов на солнышко. Ничего этого Чудаков не замечал. Он со злостью подумал о том, что Михаил Борисович, видно, еще не знает о статье. Иначе зачем бы ему приглашать обкраденных открывателей на свой раут?

Он прошел в следующий подъезд и поднялся к Горячеву.

Через десять минут Чудаков и Горячев вместе читали злополучную статью Ф. Моргана. Собственно, читал и переводил Алексей, а Чудаков проверял выкладки и формулы. Сомнений быть не могло: речь шла именно об открытых ими ро-мезонах, хотя Морган именовал их по-своему — меонами.

— Да, порядочную свинью подложил нам наш Михаил Борисович! — брезгливо сказал Чудаков, откладывая карандаш и бумагу.

— А при чем здесь Михаил Борисович? Ведь это Крох утверждал, что при его проверке эксперимента ро-мезоны не наблюдались.

— Крох мог наблюдать что угодно после того, как я отказался включить его в число соавторов…

— Что ты говоришь? А какое отношение он имеет к нашей работе? — Неприятно удивленный Алексей откинулся на стуле, тараща глаза на Чудакова. — Почему ты ничего мне не сказал?

— Ты со своим смирением еще, чего доброго, согласился бы с его претензией. Я-то помню, сколько этих Крохмалевых и Подобновых налезло в твою последнюю работу по эксперименту над сигмой…

— Но тогда у Кроха не хватало новой работы для участия в конкурсе…

— А теперь у самого Михаила Борисовича недостает еще одной новой работы для выдвижения в действительные члены академии…

— Оставь ты свои шутки! — неприязненно сказал Алексей.

— Какие уж тут шутки! — Разгневанный Чудаков не желал щадить друга. — Крох так прямо и сказал мне, что к осеннему выдвижению в академики Михаилу Борисовичу необходимо иметь две-три новые работы. Тогда и было решено, что ро-мезоны станут одной из этих работ. Ну, а уж Кроха надо было включить из простой солидарности…

— И Михаил Борисович? — растерянно пробормотал Алексей. В его голове никак не укладывалось, что Михаил Борисович мог опуститься до такого цинизма. — Но ведь он… Да и в машинный зал он не спускался! — схватился Алексей за последний аргумент.

— Эх ты, Дон-Кихот! А когда ты работал над сигмой, он спускался туда? Это мы с тобой там сидели да механики, особенно бедняга Коваль, которому пришлось вкалывать около камеры сутками без сна и отдыха. И зачем было Михаилу Борисовичу спускаться к ускорителю, где он мог схватить не меньше пятнадцати доз облучения? Ты и так преподнес ему эту сигму, как сказочный принц преподносит на серебряном блюдечке наливное золотое яблочко своей принцессе! И после всего этого ты еще пойдешь к нему на раут и станешь извиняться за то, что из нашей работы получился один пшик!

При неосторожном упоминании о сегодняшнем вечере Алексей вдруг побледнел. Чудаков встревоженно спросил:

— Что с тобой, старик?

— Нонна вернулась домой.

— Час от часу не легче! — Чудаков вскочил с места, заходил по комнате, резко поворачиваясь меж столом и стульями. Вдруг остановился перед Алексеем и в упор спросил: — И ты пойдешь?

— Н-не знаю… — выдавил Алексей.

— Зато я знаю: пойдешь! — зловеще и безжалостно предрек Чудаков и выругался. — О святая физика, и за что ты наказала меня дружбой с этим меланхоликом? Неужели ты не понимаешь, — снова обернулся он к Алексею, — что эта семейка начисто ограбила тебя? Нонне ты был не нужен, однако она пришила тебя к своей юбке! Ее папаша украл твою молодость! Ведь нет же ни одной твоей работы, в которой не красовались бы имена Красова и его прихлебателей: Кроха, Подобнова, да кого угодно!

— Твоя фамилия там тоже встречается, да и список авторов твоей камеры тоже длинный! — угрюмо пошутил Алексей.

— Вот-вот, недоставало только, чтобы ты и на самом деле поставил и себя и меня на одну доску с ними!

— Послушай, Ярослав, оставь меня, пожалуйста, в покое, дай мне хоть немного собраться с мыслями!

— Собирайся сколько угодно! — с кажущимся равнодушием сказал Чудаков. — Но больше я ни на какие уступки этим приживалам от науки не пойду!