— Ветра жду. Перед утром на море почти всегда ветер.
— Но не всегда попутный?
— Не всегда… Все ж лучше уж куда-нибудь плыть, чем никуда.
— Может, лучше бы… сразу от пули, чем здесь пропадать, — с каким-то внезапным ожесточением проговорила она.
— Старшина ваш так не сказал бы.
— Не будем о нем, — Маша отчужденно сжала губы, стала глядеть куда-то в темную даль.
— И верно, — Иванов пожалел, что упомянул о погибшем: «Не надо бы больное место трогать…»
Так они сидели вдвоем и молчали.
Тишина… Только тихо похлопывает сонная волна под бортом…
Боясь показаться Маше назойливым, Иванов отвернулся, сделал вид, что всматривается в ночное море. И вдруг весь напружинился: слева по борту, где-то далеко-далеко, в мутно-дымчатой синеве проступили расплывчатые желтоватые точечки света — мелкие, словно маковые зернышки. Их немного, они редки, разбросаны тонкой цепочкой по горизонту, кучками и врозь. Огни берега. Берега, где нет затемнения. А на всем Черном море таким может быть только турецкий, берег невоюющей страны…
«Худо… — Иванову стало даже жарко. — К туркам нас несет…»
Огни заметила и Маша.
— Ты видишь? Что это?
— Турция. Так мы можем попасть в территориальные воды… Кислое наше дело.
— А что это — территориальные? Какая нам от них беда?
— Не знаешь? Полоса вдоль берега в двадцать один километр. В открытом море — ходи, запрета никому. А в эти воды попал — считается, границу нарушил. Могут забрать.
— Неужели — Турция?
— Она. Ничего другого быть не может.
— Турция? — поднял голову Васюков. — К туркам нам никак нельзя.
— А что они нам сделают? — спросил разбуженный разговором Петя. Иванов объяснил:
— Заставят у них до конца воины отдыхать, не мечтаешь ли?
— На кой мне этот турецкий отдых.
Неотрывно всматривались все четверо в огни, призрачно мерцающие на далеком, скрытом тьмой берегу. Огни не приближались и не удалялись, только, казалось, немного изменяли свое расположение по мере того, как барказ медленно разворачивало волной то в одну, то в другую сторону.
Откуда-то со стороны донесся глуховатый звук, будто кто-то равномерно и часто бубнил в пустую бочку. «Движок!» — безошибочно определил Иванов.
Звук работающего двигателя приближался. Натренированное ухо Иванова подсказало: это слышен маломощный дизелек, такой едва ли стоит на военном корабле. Впрочем, кто их, турок, знает…
Теперь уже можно было разглядеть и само судно. Очертания его все явственнее проступали в синеватой дымке со стороны открытого моря. Стал виден зеленый огонек правого борта. Неизвестное судно шло параллельно берегу, несколько дальше от него, чем находился барказ. Теперь между судном и барказом было метров полтораста, не больше. Уже хорошо различались не только ходовые огни, но и контуры судна. «Рыбацкая фелюга, одномачтовая, — определил Иванов. — Паруса не подняты — ветра-то нет. Наверное, возвращается с лова…»
Рывком вместе с парусом Иванов свалил мачту.
— Ты зачем? — не понял Васюков.
— Чтоб не обнаружили.
Иванов надеялся, что барказ, борта которого едва возвышаются над водой, в темноте не увидят с фелюги: она не военный корабль, с которого во все стороны неотрывно глядят впередсмотрящие. На палубе фелюги в этот ночной час, наверное, всего-навсего только рулевой, да и тот смотрит лишь вперед, по курсу. Хоть бы не заметили… Если обнаружат, обязательно, когда придут в порт, сообщат. А тогда хорошего не жди… Появится корабль пограничной стражи, заберет на буксир.
Все на барказе замерли у борта, следя за фелюгой. Проходит мимо, мимо… Сбавляет ход… Замечены!
Неторопливо рокоча движком, фелюга медленно разворачивалась в направлении барказа. Теперь не уйти, даже если разорить мачту и налечь на весла, из которых она сделана.
Иванов встал, поправил бескозырку.
— Ну, друзья, уговор: держать севастопольскую марку.
Поднялись и встали рядом с ним, плечо к плечу, Петя, Маша, Васюков.
Фелюга приближалась. Уже совсем отчетливо видны красный и зеленый бортовые огни, тупой нос, широкие пузатые борта, мачта с небрежно подвязанным, обвисшим в безветрии парусом.
С фелюга что-то прокричали, но слов на барказе никто не понял.
Между барказом и фелюгой — всего несколько метров. Двигатель на ней смолк. Фелюга приближалась уже по инерции, чуть поворачивая борт к барказу. Невысокая сонливая волна, поднятая фелюгой, качнула барказ, немного оттолкнув его. Чтобы не упасть, Иванов охватил руками за плечи Машу и Петю, стоявших вплотную около него справа и слова. Так они и остались стоять. Иванов скосил глава на Васюкова, который стоял чуть поодаль в аккуратно, по-уставному «на правую бровь» надетой пилотке. Гимнастерка Васюкова была тщательно подпоясана чем-то. Нашел солдат чем… Ведь ремень-то отдал для оснастки мачты.
Читать дальше