Даниил Краминов - Сумерки в полдень

Им потребовалось буквально несколько минут, чтобы съесть этот завтрак и выпить жиденький кофе.

Владелец отеля, узнав, что его жильцам хочется «бросить взгляд на город», посоветовал им совершить поездку на теплоходе по реке Шпрее и озерам, соединенным с нею каналами. Молодые люди не увидят, конечно, ни музеев, ни памятников, но зато посмотрят на самих берлинцев, которым удается вырваться из каменных и асфальтовых ущелий большого города на лоно природы. Заодно и сами отдохнут.

Елене, которую совсем не влекли музеи, старые церкви и памятники королям, понравился этот совет.

— Спросите, как добраться до теплохода, и поедем.

— Не поскупитесь на такси, — сказал толстяк, — дороговато, но удобно и быстро.

Свободное такси, точно поджидая их, стояло у отеля, и они помчались по улицам, обгоняя трамваи, грузовики и першеронов с нагруженными до самых небес телегами. Однако вскоре полицейский остановил такси и что-то сказал водителю. Тот повернулся к Антону.

— Мне очень неприятно, но я не могу ехать дальше.

— Что случилось?

Водитель молча показал вперед. От тротуара до тротуара улица была запружена толпой, над которой поблескивал, рассыпая сверкающие на солнце искры, какой-то странный металлический частокол. Едва заметно покачиваясь, частокол двигался справа налево. Внимательно всмотревшись, Антон догадался, что это штыки. И почти тут же услышал ритмичную дробь барабанов и далекую музыку, долетавшую откуда-то слева.

— А мы не можем объехать эту улицу? Водитель отрицательно покачал головой.

— Полицейский сказал, что вся Вильгельмштрассе занята войсками. Они идут уже около часа и будут идти еще долго. Колонна вытянулась почти через весь Берлин, и, чтобы объехать ее, надо сделать большой крюк, и это будет дорого стоить.

— Хорошо, я заплачу.

Водитель посмотрел на Антона с укоризненной усмешкой.

— Сразу видно, что вы иностранец и не умеете поступать с разумной бережливостью. Вы можете сейчас спуститься в подземку, пересечь Вильгельмштрассе за несколько пфеннигов в поезде метро и будете у пристани через двадцать минут.

Антон поблагодарил за совет и расплатился. Оказавшись на мостовой, Елена не захотела сразу спускаться в метро. Ее заинтересовала толпа.

Еще издали Антон и Елена услышали, как четко и громко рубили каблуками сапог мостовую марширующие люди и сотни длинных штыков-кинжалов распарывали теплый, солнечный воздух. Уже были отчетливо видны лезвия, заточенные с обеих сторон, и темные канавки в середине — для стока крови.

Елена втиснулась в толпу, заставив Антона последовать за ней. Пробившись в первые ряды, они увидели тех, кто нес устремленные в синее небо кинжалы. Одетые в черные мундиры солдаты в зеленовато-черных касках и коротких сапогах двигались с механической четкостью автоматов — по восемь в ряд. Они одновременно отрывали ноги от мостовой, вскидывали их на уровень пояса, потом гулко опускали. «Айн, цвай, драй, фир! Айн, цвай, драй, фир!» На черных мундирах ярко белели пояса с белыми патронташами по обе стороны пряжек, белые портупеи, белые знаки «SS» на петлицах. Правые руки были втиснуты в белые перчатки, белые вытянутые пальцы прижаты, точно приклеены, к ногам, левые, обнаженные, руки поддерживали снизу карабин. Лица солдат были столь однообразны в своей суровой окаменелости, что Антон не смог выделить ни одного из них. Страшная машина, которая двигалась перед ними, была безликой и бездушной. «Айн, цвай, драй, фир! Айн, цвай, драй, фир!»

Толпа, в которой было много женщин, восторженно смотрела на марширующие черные колонны. Женские глаза взволнованно блестели, губы улыбались, изредка восклицая:

— Ах, как они идут! Как они красиво идут!

Помахав солдатам рукою в кружевной перчатке, одна спросила другую:

— А вы видели вчера здесь танки?

— Да, видела, — ответила та и капризно добавила: — Но на танки смотреть неинтересно: танки, танки, танки. Грохот, оглохнуть можно. И вонища от них — просто ужас! У меня голова разболелась.

Рука в кружевной перчатке замахала особенно усердно.

— Вы посмотрите на того маленького, толстенького! Вы только посмотрите, как он красиво поднимает и опускает ноги! Это же чудо!..

Впереди движущегося черного квадрата, отделенного интервалом метров в пять от идущей впереди колонны, шел низкорослый толстячок-офицер. Его туго затянутый в черный мундир плотный торс походил на чугунное изваяние, которое ставят обычно на каменный или гранитный постамент. Но под этим изваянием были ноги, которые вскидывались — то одна, то другая — на уровень груди и, блеснув начищенными голенищами сапог, опускались, подвигая это «изваяние» на шаг вперед.