Лазарь Карелин - Землетрясение. Головокружение

Лукьян Александрович, гордясь, произносил имена художников, которые ничего не говорили Косте, а часто Лукьян Александрович и сам не знал имён творцов этих полотен, называя лишь школы, к которым, как ему думалось, они принадлежали.

— Из рубенсовской конюшни картинка, его, его ученика. Умели в те времена писать женское тело. Просвечивает, живёт. — Лукьян Александрович был рад случаю потолковать о своей коллекции. — Не малых денег мне стоила эта толстуха, скажу тебе, Костя. Не жаль. На картины не жаль. Да они и не дешевеют, картинки-то. Напротив.

— Наилучшее помещение капитала, — бесстрастно молвил Григорий. Не понять было, поддерживает он отца или спорит с ним.

Лукьян Александрович решил, что спорит. Похоже, давний это был спор.

— Да, помещение капитала! — сразу же осерчал он на сына. — Если не видишь в этом искусства, то разгляди хоть деньги. Не тряпки, не побрякушки, а ценности, и даже потвёрже, чем твоя валюта.

— Согласен, не спорю, — миролюбиво заметил сын. — Да только мне бы живых деньжат…

— Погоди, все твоим будет! Устроишь аукцион! — Лукьян Александрович рассердился не на шутку. Да и Григорий, хоть и пытался сохранять миролюбие, упрямо наклонил голову. Давний, давний возник у них спор. Но не при гостях же его продолжать…

— Смотри‑ка, Костя, какие плоды, какие утки, какова снедь да посуда! — Уразов повлёк Костю дальше вдоль стен. — Все собираюсь в столицу свезть эти натюрморты, к специалистам. Хочу дознаться, не великих ли мастеров под своей крышей держу.

— Так ведь вы же сами художник, — сказал Костя.

— Скульптор. Да, я, конечно, вижу, угадываю кисть, но кто тут кто — про это и не всякий искусствовед скажет. Потому‑то художнички во всём мире на подделках и наживаются. Картина и подписана, а не верь глазам своим. Иное же полотно безымянно, а оно‑то — бесценный клад.

— Совсем как в спортлото, — сказал сын. — Игра втёмную.

— Болтай!

— А где же эти картины берутся? — спросил Костя. — У вас тут прямо музей.

— Музеи так и возникают. Картина к картине — вот и собрание. — Уразов оглянулся, шутя будто погрозил мясистым пальцем сыну. — Смотри, сын, возьму да и откажу все местному музею.

— А не жаль будет? — спросил Григорий.

— В том‑то и дело, что жаль. А надо бы. — Уразов снова занялся Костей.'— Вот эту женскую головку итальянской школы я совсем в глухом углу нашёл, в районном у нас тут городке, у одной дряхлой старушки. Как уж эта картинка залетела в наши горы — этого и старушка не знала. Или забыла, может быть. Все твердила: «Память, память!» За «память» пришлось лишнего переплатить. Школа‑то угадывается, но мастерства не видно.

— А вдруг это и есть тот клад бесценный, — сказал Григорий.

— Заветные те шесть цифр! — насмешливо подхватил отец. — Нет, Гришенька, в спортлото я не играю. Для ленивых мозгов игра. А вот здесь у меня, Костя, два полотна Айвазовского. — Уразов ввёл Костю в просторную комнату с большим, в полстены, окном, за которым близко встали снежные вершины.

Если бы Уразов не предупредил Костю, что собирается показывать ему Айвазовского, то Костя принял бы эти горы в окне за картину. Удивительна и прекрасна была эта картина. Не надо было быть специалистом, ценителем, чтобы понять это, чтобы вздрогнуть от радостного изумления перед этим окном в небо и горы.

— Повесил в самой светлой в доме комнате, — сказал Уразов. — Нарочно такое окно заказал во всю стену. Люблю Айвазовского. Старомоден, говорят, монотонен, толкуют. Я это все мимо ушей. Люблю!

Наконец Костя увидел два больших полотна на противоположной окну стене. Уж как старалось солнце для этих полотен! Да и художник был прилежен, выписывая свои волны, гребни, гребешки и брызги морские. Пожалуй, картины были и не так уж плохи. Но не повезло им, их затмили эти снежные горы в окне, строгие, неприступные и словно бы близкие. Костя знал теперь, что до них далеко. А они были рядом, опять рядом. И верилось, что они рядом, хотя помнилось, что это не так. Не повезло Айвазовскому.

— Мне эта картина больше нравится, — сказал Костя, кивнув на окно.

— Эх, милый! Так то природа. — Уразов задумался. —Пожалуй, а ведь, пожалуй, полотна не на месте. Костя, а ведь ты прав. Молодец, ну, молодец! Как думаешь, натюрмортам здесь не лучше будет? — Лукьян Александрович советовался с Костей, всерьёз советовался и даже пояснил почему: — Свежий глаз может иногда так подсказать, как никакой специалист не сумеет. Что скажешь, Костя? Как порешишь, так и сделаю.