Наталья понесла обед Николаю, оставив с больной Ганюшку. Девочка тихонько сидела у стола со своими книжками.
Вдруг за занавеской ей послышалось какое-то движение.
Ганюшка легко скользнула через горницу, откинула занавеску. Бабаня неловко лежала на боку, одна рука у нее свесилась.
— Положи на спину, — расслышала девочка слабый шепот.
— Обними меня, я поверну, — попросила Ганюшка, пытаясь приподнять больную за плечи.
Но Авдотья только со стоном закрыла глаза. Ганюшка испуганно, неловко перекатила ее на спину.
— Ступай… — прерывисто шепнула Авдотья. — Позови… помирать буду…
Ганюшка выметнулась в горницу, схватила шубейку и помчалась вон из избы. По дороге, как слепая, ударилась о косяк, оставила раскрытыми двери.
Только во дворе она закричала от ужаса и с криком выбежала на улицу.
Весна пришла ранняя — не остановили ее ни утренние заморозки, ни последние бессильные метели. Земля стремительно выходила из-под снега, по всем, даже малым впадинкам зашумели ручьи, в оврагах же забурлили целые водопады. Крутые рваные берега осыпались, и овраги раздавались еще шире, пядь за пядью отнимая у человека возделанную землю.
Такой была весна в заволжской степи. Она и поила жирную землю, и разрушала ее, а набрав силу, насылала с востока иссушающие ветры.
Но пока что горячее дыхание пустыни не донеслось до степи, и она была во власти воды. По размытым топким дорогам можно было пробраться только верхом. Райисполкомовцы, секретари райкома, председатели колхозов, девушки-письмоносцы — все сели на лошадей. В селах заканчивались последние приготовления к посевной. В колхозе «Большевик» и сам председатель, и бригадиры то и дело наведывались на поля, следя за поспеванием почвы.
На одном массиве, раскинувшемся на пологом склоне, земля, вся в прибитой спутанной стерне, совсем порыжела и бугорки покуривались пылью. По всем признакам здесь уже следовало пахать. И вот ранним ветреным утром у межи, отмеченной прошлогодним бурым полынком, собрались пахари во главе с Павлом Васильевичем Гончаровым, маленьким и вовсе одряхлевшим.
Трактор стоял на закраине поля. Возле него суетился Степа Ремнев, озабоченный, суровый, в просторной стеганке, свисавшей до колен, и в новой меховой шапке. Татьяна была тут же. С задумчивой улыбкой глядя на мальчика, она радовалась и весне, и тому, что Степа теперь стал главной опорой, корнем в семье. Сегодня ему доверили зачин, первую борозду. Нешуточное это дело — повести трактор на глазах у стариков, у членов правления!
Вот один из них с сомнением сказал:
— А что, сладит мальчонка?
И тотчас ему возразил Павел Васильевич:
— Этот сладит. Механик ведь рожденный! Машиной что твоим конем вертит.
Никто из стариков не видел, как вспыхнула, покраснела Татьяна. Прикрывшись концом шали, она тихо отошла к Надежде Поветьевой, которая нетерпеливо всматривалась в даль. Над степью, во всю ширину горизонта, неясно струилась белесо-голубая призрачная река: земля еще слишком бурно отдавала влагу — «марила», или «миражила».
— Едет! — вскрикнула Надежда, приметив всадника, словно вынырнувшего из этой призрачной реки.
— У Сапрыкина слово твердое, — скупо отозвался Николай, и старики закивали головами: в Утевке привыкли к военной точности секретаря райкома и ценили его уважение к народу.
Когда секретарь повернул к меже, чернобровая Даша Бахарева властно сказала:
— Заводи, Степа.
Вперед тотчас же метнулся суетливый Дилиган.
— Дай-ка, сынок, — торопливо проговорил он и выхватил у Степы ключ.
Трактор фыркнул, загрохотал, голубой дымок вымахнул из тонкой трубы. Дилиган из-под густых бровей влюбленно смотрел на машину и на молоденького тракториста.
Сапрыкин слез с лошади, поздоровался со всеми за руку. Николай махнул шапкой. Сквозь рокот мотора слышно было, как Степан с лязгом перевел рычаг. Трактор взвыл, дернулся, но осел назад.
Люди вместе с Сапрыкиным, шагнув вперед, тоже остановились.
— Давай, давай, Степа! — глухим от волнения голосом закричал Николай.
Трактор взвыл, колеса как бы нехотя шевельнулись и поползли вперед.
— Эй, на прицепе! Давай! — послышался звонкий, на всю степь, голос Даши Бахаревой. Она побежала за трактором, путаясь в вялой стерне.
Плуги вывернули первые пласты. В нос ударил влажный, прелый запах, идущий от земли.
— Поше-ол! Поше-ол! — тонко, заливисто кричал мальчишка поменьше Степана, наверно его товарищ, и мчался впереди трактора: он радовался безотчетно, как тонконогий жеребенок, выпущенный на волю.
Читать дальше