Надежда Чертова - Большая земля

Предлагая для переиздания наиболее компактную и тщательно проработанную часть романа «Пролегли в степи дороги», заключающую в себе историю жизни, песенного творчества и активного, мужественного труда главной героини Авдотьи Логуновой, по прозвищу Нужда, хочу сказать своим читателям следующее.

Если говорить о самой первой, изначальной точке опоры, откуда начался мой долгий авторский путь к роману, то надо вспомнить один из жарких августовских дней 1914 года, когда наша деревня провожала на войну мобилизованных парней. Вместе с ними уезжал и наш отец. Мы с братишкой оставались одни: мать скончалась совсем молодой. Наша ребячья беда так тесно слилась с горем всего деревенского люда, что, когда мы вернулись в опустевший дом, я записала вопли, причитания, прощальные песни, которые отпечатались в моей памяти.

Прошло добрых десять лет, и я написала всю сцену проводов новобранцев. Это и стало зачином романа «Пролегли в степи дороги», главной моей книги. Но тогда еще не ожил основной образ романа — Авдотья Логунова, деревенская вопленица, песенница, народная поэтесса. Прошло еще десять лет, прежде чем я поняла, что в моей «копилке» уже довольно наблюдений и что моя Авдотья с ее песнями живет и действует в гуще народной жизни.

Тем не менее я еще долго кружила возле сокровенной для меня темы деревни: не то осмысливала материал, не то просто робела. И только в начале тридцатых годов, уже живя в Москве, я наконец написала рассказ «Черный орел» и после долгих колебаний и сомнений послала его на суд Горького. Алексей Максимович принял рассказ для первого номера нового журнала «Колхозник». Краткая надпись на моей рукописи гласила: «Очень хорошо. Надо, чтобы вопленица Авдотья Нужда спела отходную старому миру».

Так Горький определил сердцевину рассказа, и отныне я должна была призвать к жизни мою героиню, провести ее через этапы нашей истории.

Знала ли я живую, реальную Авдотью Логунову? Нет, не знала. Но жизнь постоянно счастливо сводила меня с той самой русской крестьянкой — статной, синеглазой или сероглазой, полной достоинства, — в которой с первого взгляда угадывалась неутомимая труженица, добрая и щедрая мать, хозяйка, золотой корень семьи. Я видела ее и в горе, впрочем больше молчаливом, и в безоглядной радости.

Не буду пересказывать сюжет романа. Авдотья Логунова работала почти наравне с молодыми до самых последних сил. А почуяв близкую кончину, все еще творила, шептала новую песню о тихих луговых родничках да о лесных посадках — «препоне» горячим ветрам, которые губили хлеба. Ту песню Авдотья так и не успела сложить. Но и без того, думаю я, она все-таки спела свою «отходную старому миру».

В субботу под вечер, когда длинная вереница косцов настолько приблизилась к берегу, что передние стали уже чуять свежую прохладу реки, на луга неожиданно прикатил староста Левон Панкратов. Осадив жеребца возле стана, где над белесовато-серой золой остывали пустые таганчики, он встал на дрожки и помахал белым картузом.

Мужики обернулись, побросали косы и один за другим двинулись к стану. За ними нестройно потянулись и другие косцы, мужики и бабы, со всего луга. Староста, стоя на дрожках, одной рукой придерживал взмыленного жеребца, другою вытирал потную коричневую шею. Это был осанистый, широкоплечий, еще не старый человек в поддевке тонкого сукна, на которой тускло поблескивала медная бляха.

— Жалует к нам господин губернатор, — громко объявил он, когда народ сбился вокруг дрожек. — Из волости приказ вышел: нынче же всем хозяевам отрядить баб и лошадей за белой глиной. Избы надо побелить.

Толпа молчала, люди хмуро переглядывались.

— Делянки только успели окосить. Трава нынче высока, — с укором проговорил бородатый косец и повел рукой: на широком лугу густо переливались зеленые волны и пестрели цветы.

— Перестоит, повалится… — поддержали бородатого в толпе.

— Самая косьба…

Староста натянул картуз и опустил недобрые глаза. Его сыновья тоже ведь косили на этих лугах. Но служба оставалась службой.

— Трава каждый год растет, — раздраженно сказал он. — А губернатор в сто лет один раз жалует. Их превосходительство господин губернатор, — важно поправился он. — Приказ вышел: у кого плетень пал — поднять. Крыши подправить! Улицы размести! Завтра после обедни встречать будем. Глядите у меня!