Анатолий Емельянов - Год - тринадцать месяцев (сборник)

В доме у сестры уже вовсю кипела работа: топилась баня, сама Урик вытряхивала половики, а зять Афанасий зарезал барана и теперь снимал с него шкуру. Но чем мог тут помочь Алексей Петрович? Дима — тот знал, что делать: переоделся в старые штаны и стал помогать отцу разделывать тушу, ловко отхватывая ножом среди вороха скользких кишок то баранье сердце, то почки, и одно бросал в эмалированный желтый таз, а другое — в цинковый. Он работал как заправский мясник, руки у него были в крови по локоть. Вот тебе и учитель! Видимо, деревенский житель, кто бы он ни был, должен все уметь делать сам, только тогда он преодолеет без ущерба сопротивление быта и не покорится ему. А таким, кто и курицу не может зарезать себе для супа, тому в деревне не место, пусть в городе толкается по магазинам да ждет, когда ему эту курицу привезут из-за границы в потрошеном виде.

Баня топилась дымно. Да еще и ветра не было, так что дым сваливало к земле и он растекался по всему саду и двору. Кроме того, сестра среди этого чада начала палить баранью голову и ноги для шюрбе, попалит, потом окатит кипятком и снова палит. И дым, и запах паленого, и запах свежего мяса, — от всего этого веет чем-то древним. И Дима как будто угадал!

— Что, дядя Алеша, смотришь и думаешь, наверное: вот дикари, убили барана, сейчас вымажут себя кровью и будут плясать вокруг костра! — И засмеялся, поднимая красные от крови руки и изображая что-то вроде современного танца.

— Я подумал, — сказал Алексей Петрович, — что в этом что-то есть, какая-то первооснова человеческой жизни, она пришла к нам из древних времен и до сих пор имеет место.

— Но мы обуздываем помаленьку дикарские страсти, — подхватил Дима. — Вылезаем из пещер и хижин, по возможности перебираемся в благоустроенные квартиры…

— И дома-кермени!

— Да, и такие дома имеют место, — ответил Дима. Он собрал в ком скользкую баранью шкуру и понес распяливать ее на задней стене сарая.

Чтобы чем-то занять себя, Алексей Петрович вытащил из колодца ведро воды и вылил в кадку. Но еще два-три ведра — и кадка была полна. Взялся подметать двор, но поднял облако пыли, так что пришлось метлу поставить на место.

Вот ведь дело какое: совершенно отвык от деревенской жизни! А кажется, так просто — подмести двор, нарубить дров… Вообще со стороны смотреть, так самой простой работой кажется работа крестьянская: пахать, боронить, сеять, пасти скотину, забить барана… Не потому ли столько у нас «специалистов» сельского хозяйства? Деревенского жителя все учат жить, учат строить дома, учат выращивать хлеб, разводить скотину, и чем поверхностнее такой учитель, чем примитивней его сознание, тем больше пафоса в его назиданиях. А если разобраться, то эта крестьянская простота покоряется только талантливым людям, таким, как Сетнер или вот Дима с отцом. Если же за сельские дела берется бездарь, то сразу же вокруг этого «простого» дела возникают одни проблемы и вопросы, а толку не видно и не предвидится. Нет, нет, всякая работа проста, в том числе и его, директорская, если делать все разумно и преследовать в работе цели реальные, а не мнимые…

Тут ворота отворились, и во дворе появился Володя, младший сын Урик и Афанасия, «последыш», как о нем говорили в шутку. Он отворил ворота и, сделав вид, что не заметил дяди, взял под уздцы и ввел во двор стоявшую на дороге пару лошадей, запряженную в рыдван с высокими грядками. Раньше такие сноповозки были в каждой бригаде, и с тока, где молотили, Алексей не раз развозил мякину по дворам. Да, точно в таком вот рыдване и возил! С тех пор он и не видал их, а он вот — существует! И Володя приехал на нем, не кто иной, а Володя, самый младший из племянников! Обычно мякину давали на трудодни, и вот Алексею поручалось развозить ее прямо с тока. А лошади были, помнится, гнедые, только у одной грива лежала ровно на правую сторону, а у второй как-то странно распределялась туда и сюда…

— Тпру-у! Стоять! — наконец скомандовал он этаким баском. И все еще не хотел замечать дядю, стоявшего у вяза и с улыбкой наблюдавшего за ним.

Но вот уже делать было нечего: мерин смирно стоял, и Володя, остановившись посреди двора, взглянул на дядю со вспыхнувшим от смущения лицом.

— Салам, Володя, — сказал Алексей Петрович, подходя и обнимая племянника. — Как ты вымахал!..

— С приездом, дядя Леша, — промолвил Володя ломающимся баском.

— Да, вот приехал и брожу по двору, не знаю, что делать!

— Вы отдыхайте, — посоветовал Володя.

— Отдыхать хорошо в каком-нибудь деле. Вот ты же работаешь, и какой это прекрасный отдых! Мякину, верно, развозишь по дворам?