Анатолий Емельянов - Запоздалый суд (сборник)

— Найдем, — ответил Леонид Семенович, — И бидоны найдем, и людей пришлю… А что, соты — уже полны?

— В большей части ульев полны. А в некоторых полные уже вынул и новые, пустые поставил.

— Как думаешь, по четыре пуда выйдет?

«Дались ему эти пуды! — усмехнулся про себя Федор Иванович. — Одного ими донимал, теперь за другого взялся…»

— Будем стараться, чтобы вышло. Липа не сегодня завтра зацветет. С нее взяток хороший. Да и мед липовый — добрый мед… Самый-то лучший, конечно, это когда с разных цветков, он потому и зовется цветочным…

— Что ж, значит, так и можем сказать Федору Ивановичу: сдадим нынче государству половину районного плана? — гнул свое директор лесхоза. — Иван Иванович вон тоже дал слово получить не меньше, как по три пуда. Если и другие по столько сдадут…

— Иван-то Иванович небось опять семена илебера припрашивал? — на этот раз лесник перебил директора.

— Точно, припрашивал, — подтвердил Леонид Семенович. — Вот прямо при секретаре райкома об этих семенах говорил.

— Ладно, дам я ему семян. Хоть и сам по горсти собирал. Дам… А только скажу: илебер — что! Тереза теперь у меня растет-множится. Вот уж дает так дает меду! И главное — живучая, непривередливая, никакой землей не брезгует.

— Это та, что из Грузии получил? — спросил Леонид Семенович.

— Она самая.

Федор Иванович не вмешивается в разговор лесника с директором. Он и слово-то «тереза» первый раз слышит, даже не знает, трава это или дерево. Спросить — вроде неудобно.

— Сенокос-то закапчиваете? — продолжал выпытывать лесника Леонид Семенович.

— Разве что кое-где осталось. Теперь для себя косят, кто на посадках леса работал.

— А план?

— Выполнили и даже немного перекрыли. И посуху все сено сметали. Только два стожка под грибной дождь попали, остальное легло душистым, как чай, хоть заваривай…

Слушая лесника и директора лесхоза, Федор Иванович поймал себя на том, что хоть говорили они вроде бы о своих делах, но эти дела вчера еще далекие-далекие, теперь стали ему очень близкими. И не так уж важно, что не все он понимал в этих делах — важно, что все, о чем шел разговор, теперь он уже принимал близко к сердцу.

Лесник переводит свой взгляд с одного гостя на другого, похоже, что-то собирается спросить, но не решается. А может, его просто смущает присутствие секретаря райкома: как-никак не частый гость в его доме.

— Леонид Семенович… — неуверенно начинает лесник и опять скашивает глаза в сторону Федора Ивановича. — Вопрос, может, и не к месту…

— Давай, давай, чего уж там! — подбадривает директор лесхоза.

— Лосей стало чересчур много, — наконец решается Максим Алексеевич.

— Это что — плохо? — не утерпел, задал вопрос в упор Федор Иванович.

— Семь лет уже не давали лицензий, — ушел от прямого ответа лесник. И Федор Иванович понял его слова так, что тому захотелось на законных основаниях пристрелить лося.

Должно быть, директор лесхоза догадался, какой ход мысли дали секретарю райкома слова Максима Алексеевича, и предупредительно пояснил:

— Много молодых елей и сосенок губят — вот в чем дело.

— У меня не меньше трехсот гектаров пропало, — теперь осмелел и лесник. — Теперь хоть все сажай заново. Ни одного здорового деревца не осталось… И самих-то их жаль — живая ведь тварь — и деревья, лес жалко. Особенно сосняки. Я уж так подумал: не огородить ли участки хвойного молодняка.

— Я тоже об этом думал, — отозвался Леонид Семенович. — С бумагой и карандашом в руках прикидку делал. Но больно уж дорого обойдется ограда…

— В Верхних болотах их вон целое стадо. Больше сорока голов я насчитал. Еще шестьдесят, а то и все семьдесят ушло на Сурскую старицу. Зимой, понятное дело, обратно заявятся на мою голову.

— Это сейчас на реку их гонят из леса комары и пауты, — опять пояснил для Федора Ивановича директор лесхоза.

«Ты погляди-ка, сколько всяких проблем в этом лесу! Чего уж казалось проще: мало осталось лосей — не трогать их, запретить истребление. Запретили, теперь много развелось, радоваться бы надо — ан нет, новые сложности…»

— Выходит, лоси приносят вред? — спросил Федор Иванович.

— Осину и ольху не жалко бы, — опять не прямо ответил на его вопрос Максим Алексеевич.

— Придется взять лицензию голов на двадцать, — более определенно высказался директор лесхоза. — Не то не уберечь нам боры и ельники.

Максим Алексеевич облегченно вздохнул и уже другим голосом сказал:

— Сильный зверь и красивый… Помнишь, Леонид Семенович, как прошлой осенью дрались самцы?