Фёкла Навозова - Над Кубанью зори полыхают

Архип усмехнулся:

— Ну, этого добра и нам не занимать.

Мишка сплюнул, махнул чубом.

— Значит, нанимаешься в батраки? Ну и ну! Шея, видать, у тебя крепкая, а у деда Лексахи для тебя чижелое ярмо всегда найдётся. Нанимайся! По соседству жить будем. Вон моё подворье, у речки.

Заметив, что Архип разглядывает кирпичный дом атамана, Мишка пояснил:

— Не туда уставил гляделки, держи левее. В–о-он та хата, с покосившимися оконцами, под соломой. Это и есть мои хоромы. Заходи вечерами. На улицу вместе ходить будем. Ты драться на кулаках любишь?

Архип усмехнулся и сжал кулак.

— Да приходилось… Видал?

Он поднёс кулачище к физиономии Мишки.

— Ага! Пудовичок подходящий. Ну, бувай здоров!

Мишка на прощание небрежно сунул свою руку Архипу и вразвалочку пошёл к своему двору.

Архип проводил нового знакомца взглядом. Дед Лексаха тоже смотрел вслед Мишке, покачивал головой.

«Может, слышал разговор? Да нет, куда там, глухой, поди… Богатей, а в холщовой рубахе выхаживает. Прибедняется!» — подумал Архип о своём новом хозяине.

В семье Ковалевых холщовые домотканые рубахи и портки носили все мужчины, но только дома и на работе. Выходя на люди, Ковалевы одевались богаче других.

Отец у деда Лексахи ещё в 1848 году пришёл на Кубань из Курской губернии. Удрал от помещика. За смелость и смётку пришлого вписали в казаки.

С детства Лексаха слышал от отца наказ: не заноситься перед пришлыми—сам, мол, родом из таких. Да часто забывал он этот отцовский завет и кичился перед иногородними своим казачьим званием.

— Так как же решим? Почем за десятину косить будем? — вкрадчиво вопрошал Сидор.

— Дык что ж! — неторопливо тянул богатей. — Полтина на душу в день — ноне красная цена… Вона сколько бредёт на Кубань голодающих…

Косари хмуро прислушивались к разговору. Сидор рывком швырнул на землю свою облезлую шапчонку и визгливо выкрикнул:

— По рублю на день, Лександра Ваныч! Чаво уж там! Рано пришли — голод пригнал, вот и задёшево косить берёмся, почти задарма.

Лексаха снова покачал головой и поднялся, собираясь уходить.

— Хреста у тебя на шее нету, Лександра Ваныч. Надбавь бога ради!.. Господь на том свете за грехи зачтёт. Ведь почти задаром лето будем работать, а дома нас голодные дети ждут… — разом заговорили косари.

Сошлись на семидесяти копейках в день за косовицу трав, а за косовицу хлебов — на пять копеек дороже. И ещё выторговали ведро водки на магарыч и небольшой задаток на прожитие до косовицы.

Косарей поместили на заднем дворе в огромном половне. Пришлось деду нанять и бабу–стряпуху для работников. С чердака сияли пятилетней давности, тронутые шашелем фасоль и горох, раскрыли бочку капусты в подвале, смололи суржу [2] Суржа — смесь ржи с пшеницей, засеянная для корма скота. .

Начинающий богатеть сосед — Воробьев Карпуха — несколько раз тайком от Лексахи пробирался к косарям и расспрашивал их, как нанялись? Подсчитывал с артельным, сколько скосят сена и хлеба за сезон, чем кормит работников дед Лексаха. Уходя, скрёб затылок, завидуя и делая расчёты, чтобы самому заарендовать казённые земли на следующий год.

Косари принялись отбивать и оттачивать свои косы, налаживать грабельники, чинить одежду. Вместе с сыновьями Лексахи починили каменный забор, ездили ломать камень на лавы — работы хватало всем. Сложа руки до косовицы никто не сидел: даром кормить хозяин не будет!

К середине апреля ветер наконец утих. С первыми грозами степь задымилась сизым паром. Запахи распускавшихся почек сирени и цветущих жерделей кружили головы парням и девушкам. Собиралась молодёжь на облюбованном месте у высокого забора Ковалевых. Громко пели и до рассвета под звуки гармоники, дудок и рожков выплясывали «казачка», лезгинку или модную польку–бабочку. Здесь же влюблялись и, расходясь парами, целовались в глухих переулках.

Молодые пришельцы–косари в своих убогих одеждах не решались подходить к девкам–казачкам. Сын атамана Алешка как‑то крикнул им:

— Гей, лапотники, чего не идёте к нам? Боитесь, что ребра наломаем? Ничего, не бойтесь! Наши девки на такую гольтепу не позарятся!

И захохотал. Его смех подхватили дружки–казаки, кучковавшиеся возле задиристого атаманского сынка.

Мишка Рябцев, услыхав этот выкрик Алешки, сразу придумал способ мести своему недругу. Только бы не струсили пришлые. Но косари боязливо отошли подальше. Только Архип, оставшись у всех на виду, молча разглядывал Алешку. Девки умолкли, ожидая драки. Но Архип, видно, не имел желания драться. Повернулся, ушёл сам и увёл за собой всех товарищей. Мишка даже крякнул с досады.