Фёкла Навозова - Над Кубанью зори полыхают

— Чем же угощать вас, гостички дорогие? — нараспев сказала Саня. — И ничегошеньки нету! Разве борщ вчерашний разогреть.

— Ты лучше книжку почитай! — попросил дед.

Он любил, когда хозяйка читала ему немудрёные потрёпанные книжонки со сказками.

Саня достала сказку о богатыре Тимоше и стала читать:

«— Эй, откуда ты?

— С саратовских степей!

— С саратовских? Слыхал о них довольно…»

Старик чуть слышно повторил: «С саратовских» — и радостно улыбнулся: саратовские степи были его родиной.

После того как сказка была прочитана, он вздохнул и заговорил:

— У нас саратовские степи просторные! Конца–краю им нет. Только земля аль казённая, аль помещичья, и жить трудовому человеку там негде. Обидел нас господь землёй! А степь просторная! Травы пахучие. Я там гуртовщиком у купца был. Гурты скота агромаднейшне перегонял к Волге. На этой работе и глаза остудил. А как ослеп, не нужен стал купцу. И пришлось перебраться на Кубань. Да и тут господь не забыл: наказал, видно за грехи. Остался с малыми сиротами христарадничать.

Саня сочувственно вздыхала и поддакивала. Она хорошо понимала горе старика. Шелухины хотя и были казаками, но жили не лучше нищих–иногородних.

А детям было скучно слушать разговор взрослых. Курносая Мотька, усевшись на лавку рядом с Пашкой, совала ему книжку и требовала:

— Найди мне «пы», найди!

Озадаченный Пашка чесал затылок.

А какая это «пы?» Ты сначала мне её покажи, вот я её тебе и найду.

Вмешалась старшенькая, Марфушка.

— А вот она какая, гляди: два столбика, а сверху перекладинка. Вот давай напишем слово «Петр». Это нашего папашки имя.

Она вставила в непослушные Пашкины пальцы карандаш. Пашка послюнявил его.

— Пиши один столбик. Та–ак! Теперь второй столбик, а сверху перекладинку. Это и есть твоя заглавная буква «Пы». Запомни, что она похожа на нашу калитку.

Пашка, боясь забыть букву, закричал деду:

— Дедушка, ты запомни — моя заглавная буква, как Шелухиных калитка.

Дед добродушно кивал головой, не прекращая разговор с хозяйкой.

А Марфушка продолжала:

— Пиши вторую букву рядом. Это «е», чтоб получилось «Пе». — Она водила Пашкиной рукой по бумаге. Непослушный карандаш в неумелых руках мальчика выводил каракули. А чтобы тот понимал, что собой представляет буква «е», маленькая учительница объясняла:

— Вверху петля, а снизу закорючка. Теперь надо писать «ты». Эта буква, как столбик с перекладиной наверху, а потом «ры» — это если подпереть левую руку в бок.

Хозяйка поставила на стол большую миску постного борща. Все быстро вооружились деревянными ложками…

Когда они уже ушли от шелухинского двора, дед заставлял внука писать на пыльной дороге буквы.

— Рисуй калитку, потом петлю с заковычкой, потом столб с перекладиной, потом…

— Да знаю, не мешай мне! — отмахнулся Пашка, старательно вычерчивая сапогом по пыли. — Ты б вот в школу меня отдал, деда!

Старик вздохнул.

— В школу тебе нельзя — хлеб некому будет собирать.

— А Колька?

— Вот я и думаю: Колька меньшой, нехай с этого года в школу пойдёт. А мы с тобой добытчики.

— Меньшой! Значит, меньшому можно в школу, а как я был поменьше, небось не записали в школу? — И Пашка зашмыгал носом.

В страстную пятницу, под пасху, на улицах станицы появилась большая группа косарей. Шли они из далёкой Орловской губернии, задолго до начала косовицы. Своим видом, одеждой косари отличались от станичников: длинные подолы расшитых рубах свисали ниже колен, посконные полосатые штаны обтягивали ноги. В руках у каждого обвязанная ветошью коса.

Перейдя Козюлину балку, косари присели отдохнуть в затишек под высоким забором, что отгородил от улицы дом богачей Ковалевых, тот самый дом, мимо которого сегодня проходил Пашка с дедом. Козюлина балка была давно облюбована пришлыми, как место, где зажиточные казаки нанимают сезонных рабочих на косовицу сена и на уборку хлебов.

Старики, сняв сумки, покряхтывая, разлеглись. Вслед за ними устраивались и те, кто помоложе, только один из парней, высокий и широкоплечий, не садился, стоял, задумчиво глядел на высокий дом с красивой резьбой на коньке крыши.

— Чего, Архип, зенки пялишь на чужое добро? Давай вот малость поедим с богом, — сказал парню один из стариков.

Архип нехотя отвёл глаза от дома, пощипал воображаемые усы и с лукавой ухмылкой произнёс:

— С богом‑то не больно вкусно, надо соли и лучку у казаков попросить. А то хлеб‑то, батюшка, сух, без воды не проглотишь.