Эрнст Бутин - Суета сует

— Сокольский отличный геолог. Замечательный специалист, — рассуждал вслух Иван Дмитриевич. — Я не верю, что он не понял и не оценил твой дипломный проект. — И вдруг спросил без всякого перехода: — Я не рассказывал тебе, как он открыл медь?

— Нет, — Андрей не слушал старика, посматривал на высокое, с резными балясинами крыльцо, на окна дома.

Он знал, что Иван Дмитриевич и Сокольский долго, хотя и не всегда, работали вместе. Так уж складывались их судьбы, что, разлучившись, они потом опять встречались в какой-нибудь геологоразведочной партии. Знал Андрей и то, что и Василий Ефимович, и Иван Дмитриевич недолюбливали друг друга, и даже догадывался почему. Иван Дмитриевич Твердышев был геологом старой формации, учеником и сторонником академической школы: подвижником, педантом от науки, фанатиком скрупулезного, методичного и последовательного сбора материалов и обстоятельной, кропотливой обработки их — для него главным был, скорей, не поиск, а систематизация сведений и фактов. Сокольский же, так представлял Шахов, сформировавшийся как геолог после войны, когда определяющим время был лозунг «Быстрей и больше!», являлся сторонником стремительной разведки, максимально быстрого освоения месторождения и стал, пожалуй, прежде всего организатором, администратором, руководителем, умеющим быстро взять у земли, чтобы как можно быстрей отдать людям. Эти разные взгляды на геологию и породили, по мнению Андрея, антипатию между Сокольским и Твердышевым. Он уже слышал от Ивана Дмитриевича несколько историй о лихачестве нынешнего главного геолога рудника, об его авантюризме. Видел и брезгливо-снисходительное лицо Сокольского, когда при нем говорили о Твердышеве. Поэтому и не обращал сейчас внимания на рассказы старика, хотя и шел с видом внимательного слушателя.

— Аннушка! — вдруг властно и одновременно нежно позвал Иван Дмитриевич, когда приблизились к крыльцу.

Андрей улыбнулся, выпрямился. Дверь открылась, и вышла молодая женщина. Она уже начала полнеть, но полнота эта украшала ее — создавала ощущение какой-то завершенности, спокойствия, достоинства. Женщина увидела Шахова и тоже еле заметно улыбнулась.

— Аннушка, голубушка, приготовь чайку, — попросил Иван Дмитриевич.

— Здравствуй, Аня, — Андрей радостно смотрел на нее.

— Здравствуйте, — будничным голосом ответила та, хотя глаза ее стали веселыми, блестящими, лукавыми.

— Так вот, — Иван Дмитриевич медленно поднимался по ступенькам крыльца, — мы блаженствуем, жизнью наслаждаемся. А на другом берегу этого озера еще одна партия работала: топографы съемку производили…

Он замолчал, пропуская вперед Андрея, и они вошли в комнату, которая постороннему человеку могла бы показаться экзотической — лежала на полу огромная и лохматая медвежья шкура, висели на ковре ружья, охотничьи ножи, а по стенам — оленьи, лосиные рога, кабанья голова, крупные фотопортреты Ивана Дмитриевича, молодого, бородатого: то в накомарнике, среди худосочных, словно обгорелых, елок, то рядом с верблюдом на фоне барханов и корявых безлиственных деревьев, то присевшего на огромный камень на фоне зазубренных беловершинных гор.

— И что же дальше? — без любопытства спросил Андрей.

Он наблюдал за Анной, которая бесшумно накрывала на стол для чая, искал ее взгляда. Но женщина глаз не поднимала, была сосредоточенной, серьезной, и лишь изредка тень улыбки скользила по ее лицу.

— Дальше? — Иван Дмитриевич сел к столу, забросил ногу за ногу. Осторожно, двумя пальцами, подтянул на коленях брюки. — Сокольский у нас тогда начальником был. Встретил он как-то в маршруте двух мальчишек-практикантов из той партии. Молоденькие такие ребятки, зелененькие. Несут образцы, красноватые, на яшму похожие…

— Бурый железняк? — уловив едкую интонацию, спросил, не слушая, Андрей.

— Точно, — обрадовался старик. — А мальчишечки не догадались. Сокольский осмотрел образцы, высмеял ребят. Типичные это яшмоиды, сказал. Мальчишки чуть со стыда не сгорели… Чувствуешь? — насмешливо посмотрел на Андрея, проследил за его взглядом и нахмурился.

— Да, так что же? — Андрей заинтересованно повернулся к нему.

— А то, — угрюмо закончил скороговоркой Иван Дмитриевич. — Мы то место, где образцы были взяты, разведали. Оказалось — «железная шляпа», а под ней медное месторождение. Просто до невероятности. Сокольский заявку оформил и посмеивается… Первооткрыватель!

— М-да, бывает, — согласился Шахов. — Хотя смахивает на анекдот, — и, увидев, что у Твердышева, оскорбленного недоверием, презрительно поползла вверх бровь, раскрыл папку. — Посмотрите, что я откопал.