Фрэнсис Бэкон: Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма

В этой книге читатель найдет немало всевозможных определений, в том числе и несколько определений афоризма. Принадлежат они разным авторам, писались в разное время, однако имеют между собой немало общего.

Лорд Честерфилд: «Сочинители афоризмов, в большинстве своем, красоту мысли ставят выше точности и справедливости».

Сэмюэль Джонсон: «Искусство афоризма заключается не столько в выражении оригинальной и глубокой идеи, сколько в умении в нескольких словах выразить доступную и полезную мысль».

Чарлз Лэм: «Самые блестящие каламбуры — это те, что наименее подвержены глубокому осмыслению».

Сирил Коннолли: «Тот, у кого люди вызывают любопытство, а не любовь, должны писать афоризмы, а не романы…»

Общее здесь — игровой, несерьезный характер афоризмов, их формальное совершенство, примат формы над содержанием. Прочтя эту книгу, читатель, надо думать, убедится: далеко не все афоризмы «наименее подвержены глубокому осмыслению», далеко не все сочинители афоризмов «красоту мысли ставят выше точности и справедливости».

Вместе с тем английские писатели и мыслители правы, подчеркивая, что всякий удавшийся афоризм ставит форму по крайней мере не ниже содержания. И в этом смысле афоризм во многом сродни пародии: он высмеивает, вышучивает — только не литературные клише, а житейские, не литературную прозу, а прозу жизни.

А для этого — сначала «убаюкивает» читателя, то есть использует стандартную, клишированную формулу, которую внезапно, порой всего одним словом, взрывает изнутри, выворачивает наизнанку, переиначивает. Формально — и это тоже роднит его с пародией — афоризм тем удачнее, чем больше он верен банальности по форме и чем меньше по содержанию, по сути. Например, у Уайльда: «По внешнему виду не судят только самые непроницательные люди», или «Надо иметь твердокаменное сердце, чтобы без смеха читать о смерти малютки Нелл». В первом случае Уайльд добавляет в банальную формулировку только частицу «не», во втором меняет «слезы» на «смех». Эффект — налицо.

Подобно тому, как пародия не существует без своего второго плана, без пародируемого материала, афоризмы (вроде приведенных выше) нередко накрепко привязаны к банальности, приевшейся мудрости, которую они, можно сказать, эксплуатируют.

Подобно тому, как пародийное мы порой, не разобравшись, принимаем за пародируемое, т. е. всерьез, за чистую монету, — и афоризм, особенно если он умело составлен, кажется нам поначалу чем-то давно и хорошо известным. Не потому ли даже самая абсурдная мысль, если она облечена в афористически четкую, законченную, непроницаемую форму, может на первый взгляд показаться здравой, выношенной?

Афоризм — во всяком случае, удачный афоризм — это всегда сюрприз. Читателю (или слушателю) может, фигурально выражаясь, быть преподнесен обыкновенный камень, уложенный в нарядный подарочный пакет, а может, наоборот, — драгоценная брошь, завернутая в газетную бумагу.

Разумеется, чтобы состояться, афоризму недостаточно переиначивать банальность. Он должен быть по возможности краток, емок и не только вышучивать пошлость, но и выстроить на ней, ее, так сказать, формальными средствами, свежую, оригинальную мысль. «Жизнь слишком хороша, чтобы ею наслаждаться», — заметил Честертон, не только переиначивая трюизм «если жизнь хороша, мы ею наслаждаемся», но и выражая этим — абсурдным на первый взгляд — заявлением свое глубоко выстраданное кредо, согласно которому философия оптимизма и эстетское наслаждение — вещи совершенно разные.

Итак, программа минимум для афоризма — высмеять пошлость на ее, так сказать, территории, программа максимум — создать емкую, остроумную, парадоксальную идею. Слово «парадокс», под которым понимается обычно суждение, противоречащее здравому смыслу, почему-то используется, лишь когда речь идет об афоризмах Уайльда, Честертона, Шоу, тогда как, строго говоря, никакой афоризм невозможен без парадокса, ибо парадокс здесь — понятие, что называется, формообразующее — это то формальнологическое противоречие, на котором всякий афоризм строится; противоречие между, как уже отмечалось, «банальной оболочкой» и «свежей начинкой», то самое противоречие, что и составляет главный сюрприз для читателя. Слова Уайльда: «Путь парадокса — это путь истины…» могли бы, тем самым, стать еще одним — быть может, самым точным — определением афоризма.