Владимир Ставский - Сильнее смерти

«Тут кругом дозоры!» думает Костя, отдохнув и шагая дальше по пашне. Ноги тяжело вязнут в жирной земле, по лицу струится пот. Отлогим откосом Костя взбирается на вершину горы. Далеко влево переливается щедрая россыпь городских огней. Над мутным кубанским берегом выкатывается огромная кровавая луна, и по воде лимана, за косой Чушкой, сыплется багровая зыбь.

Костя спускается по мокрой, росистой траве, выходит на середину шоссе. Из-за поворота слышен топот. Костя скачет в сторону, падает за груду камней.

Все ближе бряцают удила с мундштуками, шашки. Видны силуэты всадников.

- Участников ледяных походов спрашивали! — слышит Костя глухой равнодушный голос.

- А зачем? — с опаской спрашивает жидкий тенорок.

- Значит, надо! Дело какое будет!

Костя напряженно вслушивается в удаляющийся топот, бренчанье, стихающий говор.

«Это и разведка началась? — вдруг удивляется он, улыбается и, устыдившись, хмурится. — Надо выяснить, куда собирают этих участников...»

Становится светлее. Всходит луна. Долины наливаются трепетным белесым светом. Костя пробирается по склонам в тени. Неясно видны белые стены мазанок, громко брешут собаки.

«Аул Аджимушкай, наверное!» соображает Костя. Обходит его подальше, спускаясь в глубокие, сырые и прохладные балки и вновь поднимаясь по росистым, скользким склонам. Давно уже не видно моря, ближе и ближе сверкающие городские огни. Белая луна катится по необъятному серебряно-голубому небосводу.

Еле волоча ноги, Костя взбирается на курганчик и плюхается на камень.

«Надо же отдохнуть!» решает он. Ложится, свертывается комочком. Засыпая, с удивлением раздумывает, что в сущности не так все уж страшно. Ругает себя за испуг в лодке.

Много раз он просыпается от холода. Уже светает, когда его будит назойливое стрекотание. Прямо над ним, на бледной синеве неба, парит ястребок. Костя видит его согнутую вбок голову, желтые крупные глаза, слышит тугое посвистывание трепещущих крыльев.

«Вот еще новости!» Он вскакивает, ястребка стремительно уносит в сторону.

На востоке, за стальной синевой пролива, показывается солнце. Рядом вспыхивают розовые вершины гор и белые косяки парусов на проливе. В бухте, стиснутой сверкающими домами и зеленью деревьев, грозно дымится серый огромный крейсер.

«В город итти сразу нельзя!» вздыхает Костя, глядя на бескрайную цепь убегающих на запад холмов.

Пускается рубежом, потом дорогой, зевая и ежась от утреннего холода. В солнечной долине буйно гонит колос пшеница, шуршат острые листья кукурузы, вслед за солнцем поворачиваются золотистые головки подсолнуха. Вспархивают жаворонки, спиралью идут в голубую высь, и трели их неумолчным звоном рассыпаются над степью.

«Придется подальше забраться, — обратно пойду, везде побываю, все разведаю!» раздумывает Костя. Оборачивается на глухой стук позади. Вздымая клубы синеющей пыли, его нагоняет бричка.

Костя несмело сворачивает с дороги, чтобы уйти от встречи. Куда же уйти? Ведь на десятки верст видно, и солнце заливает все нестерпимо ярким сиянием.

«Мало же я сделал!» думает он. Останавливается, повернувшись к грохочущей подводе.

Пожилой чернобородый крестьянин пристально оглядывает его.

Костя машет рукой.

- Тппру!

Сытые гнедые лошади, всхрапывая, послушно останавливаются.

- Дяденька, нет ли огонька?

- На! — тот протягивает коробок.

Костя вздрагивающими пальцами крутит папироску из рыжего волокнистого табака - греческой контрабанды.

- Куда идешь? — спрашивает чернобородый.

- В Феодосию.

- Чего же не по чугунке? — подозрительно изумляется тот.

- Денег нет!

- А ты не с Брянского завода? — щурится бородач.

Костя безотчетно, сам не зная почему, отвечает:

- Да.

- Он же стоит! — торжествующе бросает тот.

- Я ходил туда работы просить! — без запинки отвечает Костя, чувствуя, как стремительно схлынула с лица кровь.

- Садись, отвезу! — бородач подвигается к передку.

«Отвезти да выдать хочет... Но отказаться сейчас уже нельзя!..»

Костя впрыгивает в бричку, подсовывает под сиденье сено. И тут только чувствует, как устало тело, ноют ноги.

- Позавчера обратно каменоломни, взрывали, все партизан красных выбивают! — не оборачиваясь, говорит бородач.

- Слыхал! — отважно врет Костя, разглядывая коричневую, как кирпич, складчатую шею бородача.

- Только не выбить их. Крепко засели!..

Косте слышится в его голосе сочувствие партизанам, так и вздымает желание поговорить начистоту, как там, за проливом, говорит он в станицах с казаками.