Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести

Сели.

Только теперь Антон Ильич заметил, как чисто и светло стало в избушке. Клопиные следы аккуратно залеплены бумажными кружочками, пол отмыт, окна протерты, а посуденка так и поблескивает на полке слева от печки.

— Это что ж, вы постарались? — обведя взглядом избушку, спросил Антон Ильич.

— Да ведь все равно делать было нечего. Вы спали, — деликатно обошла Люба неприятность, случившуюся с обходчиком, — вот я и…

— Долго я… после того…

— Я уж за доктором хотел. — Соленый огурец как-то особенно аппетитно хрустел на зубах Петра Семеновича, глаза замаслились от выпивки. — Когда мы прибыли, Любовь Митревна?

— Около десяти что-то. — Люба пила чай с непередаваемым изяществом, и все движения ее были ловкими, быстрыми и незаметными. Бесшумно скользила она от стола к печке и обратно.

— Это значит, четыре часа отгрохал?

— Ты уж лучше не вспоминай, — остановил Антон Ильича начальник. — Ну-ка, Любовь Митревна, хлебни беленькой.

Люба отпила крошечный глоточек, закашлялась, рассмеялась.

— Да ну ее! — И отпихнула чашку с водкой.

В жар бросило Антон Ильича. «Видел я ее! Господи помилуй, да видел же… И как она чашку отпихивала…»

Петр Семенович опорожнил Любину чашку, легонько похлопал девушку по спине.

— Красавица девка, Антоша, а? И пропадает, ни за что пропадает Любовь Митревна в молодых своих годах. И-э-эх, Любушка, Любушка, поспешил я жениться…

— Незамужняя, выходит? — мимоходом осведомился Антон Ильич.

— Переборчива очень. — Петр Семенович подмигнул Любе. — Толкутся возле нее парни, будто мошкара в теплый вечер. Люба на ту мошкару платочком махнет, она и разлетится. Страдают из-за нее парни.

— Нужны они мне! — небрежно обронила Люба и вздернула носик. Вот единственное, что портило ее лицо, — нос. Был он приплюснут у самой переносицы, и ноздри удались чуть шире, чем надо бы.

— Вот в том и вопрос, кто тебе нужен — Петр Семенович уже клевал носом.

Смолчала.

— Ну что ж, пора нам. — Петр Семенович доел ветчину, хотя и без того в животе у него явственно бурчало. — Все потребное для ремонта мы перетащили в сарай для дров, Антоша. А завтра пришлю Любовь Митревну пораньше. — И раззевался, раззевался. — Ух, в сон клонит.

— Я в обход в шесть ухожу.

— Ну, так к девяти и жди. — Петр Семенович снял с гвоздя полушубок. — Поехали.

— Ты на станции оставишь ее ночевать?

— Нет, зачем? — вступила в разговор Люба. — Я в совхоз.

— Пешком? Восемнадцать километров, на ночь глядя?

— Да я привыкла.

— Ноги-то у нее целехоньки, — усмехнулся Петр Семенович, впрочем не слишком весело.

— Пустое, — взбунтовался Антон Ильич, отбирая у Любы ватник. — Поживет здесь, пока не окончит ремонт.

— Да как же вы тут… вдвоем? — Петр Семенович хихикнул.

— Господи, да неужели обижу! Да господи! — вырвалось с чувством у Антон Ильича. — Да она мне почти во внучки…

— Постель-то одна! — Было ясно, что Петру Семеновичу не хотелось оставлять Любу у обходчика.

— Да я на полу. То ли бывало на войне.

— Ну, это уж пускай решит Любовь Митревна, — сердито сказал Петр Семенович.

— Вон сиверко поднялся, метели жди к ночи, куда ж вам, Любовь Митревна? — жалобно взывал к девушке Антон Ильич. — Да вы, ради бога, не подумайте чего-нибудь такого…

— А я и не думаю!

Согласилась.

— Только передайте бабуне, Петр Семенович, прислала бы с оказией постель, бельишко, еще кое-что. Да я лучше записку…

Пока Люба занималась письмом, Петр Семенович поманил за собой Антон Ильича. Тот накинул новехонький полушубок — от него чудесно пахло овечьим загоном — и вышел следом за начальником.

— Ты, браток, — увещевал тот обходчика, — обрати внимание на свои обмороки. Ляпнешься, говорю, пропадешь…

— Ничем мне доктора не помогли и не помогут, у скольких перебывал, — мрачно сказал Антон Ильич.

— Ох, нужна тебе баба, приятель, ох, нужна.

Антон Ильич переминался с ноги на ногу, сгребая валенками снег.

— Если не годен, скажи напрямик. Зачем мне тебя подводить? Сказать бы наперед, да как-то из головы вылетело, ты уж прости.

— Ну, сделанного не воротишь, — неопределенно выразился Петр Семенович. — Надо быть, на воздухе пройдет. Это преотлично, что ты все время на воздухе. Он все болезни лечит. А хозяйку заводи обязательно.

— Неохота. Привык бобылем.

Люба вышла.

— Секретничаете? — И передала Петру Семеновичу записку. — Пишу бабуне, на неделю задержусь. Да вы не беспокойтесь, Антон Ильич, я в общем-то тихоня. — Слепила снежок, бросила в ветлу, не попала. Рассмеялась невесть чему и ушла.