Михаил Соколов - Искры

Яшка видел: он незваный гость, и ему стало обидно. Что плохого, если он решил проводить Оксану? Но он подавил в себе начавшееся раздражение и весело спросил:

— Ну, Оксана Владимировна, когда же вы теперь к нам пожалуете? На рождество не приедете?

Оксана скосила глаза на Леона. Тот сидел, ссутулившись, хмуро посматривая куда-то в степь, и далее не шелохнулся. Посмотрел на Леона и Яшка и понял: Леон начинает мешать ему с первых же шагов. Что же будет дальше в таком случае?

— Нет, Яков! Это не совсем для меня удобно — ехать сюда зимой, — помедлив, сказала Оксана.

— Жаль, — задумчиво произнес Яшка и добавил: — Тогда мы с Левкой приедем.

Леон посмотрел на него и промолчал, а Оксана ответила:

— Буду очень рада… А на самом деле, Лева: приезжай на рождество! Посмотришь город, в театр сходим. Кстати, поговорим с мамой о том, о чем я говорила тебе.

Леон видел, что Яшка сделал ловкий ход, и ему ничего не оставалось, как согласиться с предложением Оксаны. Сразу все нашли общий язык, и разговор принял непринужденный характер. Яшка привязал своего коня к дрогам, сел рядом с Оксаной и, обращаясь к Леону, сказал:

— Сегодня у меня с отцом был мирный разговор. Расспрашивал он о тебе, Леон, мол, серьезное ли у вас дело с Аленкой и что ты думаешь делать. Ну, я расписал все как полагается, а тебе вот что хочу сказать: женись хоть нынче на Аленке, я никогда промежду вами не стану. Это твердое мое обещание.

— Что ж, спасибо, — усмехнулся Леон. — Только ты отцу так скажи, а не мне.

— Придет время, скажу. Надо выждать. Все одно для Аленки за сто верст кругом женихов нету. Это уж ты мне доверь — ублажать всяких сватов.

— Яков, ну как вам не стыдно говорить об этом! — смущенно сказала Оксана.

— Чудная вы, Оксана! Никакого тут стыда нет, если от этого зависят две жизни, — ответил Яшка и мысленно прибавил: «А третья — моя».

Проводив Оксану, Леон заехал к лесничему потолковать о рубке сушняка. Яшка ехал верхом следом за ним и почти ничего не говорил. Леон догадывался, почему он мрачный, и хотел было отвлечь его разговором о хозяйственных делах.

— Ваши уже договорили себе делянку? — спросил он.

— Не знаю, — хмуро ответил Яшка.

— А ты будешь говорить с лесничим?

— Оно мне без надобности.

Самого лесничего дома не оказалось: ушел на охоту. Сторож-лесник объяснил, что хворост будет отпускаться только по разрешению хуторского атамана, а если Леон иногородний, то он должен прежде пять дней отработать в лесу на рубке сушняка и расчистке зарослей, а потом только получит разрешение брать хворост. Леон в душе возмутился этим новым порядком, но ничего не сказал, чтобы не портить отношений, намереваясь после поговорить с самим лесничим.

— Ты слыхал? — спросил он у Яшки, когда они отъехали от домика лесника.

— Не слыхал.

— Новый порядок выдумали: мужики пять дней должны работать за хворост, а казакам осталось все по-старому.

— Одни дураки выдумали, а другие будут выполнять, — безучастно отозвался Яшка.

Леон не стал больше разговаривать с ним.

Они ехали по узкой просеке между высокими дубами. По обочинам зеленой межой стоял пырей. Лошадь Леона то и дело на ходу хватала его, гремя удилами, а Леон и не обращал на это внимания, — он думал о предложении сестры переехать в город. Хутор не сулил ему ничего хорошего, но город пугал неизвестностью. «Ну, перееду в город, а на какую работу поступать? — рассуждал он про себя. — Пока Оксана сделает меня образованным, можно и с голоду околеть. Да и люди там совсем другие — чужие, и порядки у них, наверно, не для нашего брата-мужика. Вот с Илюшей потолковать, чтобы пристроил куда-нибудь на шахте, — это другое дело», — вспомнил он о зяте, но одно слово «шахта» вызывало у Леона необъяснимое чувство страха. Шахтер — последний человек, как говорили в народе.

— Яков, а как ты смотришь на то, чтобы бросить хутор? — спросил он у Яшки. — Ты бросил бы на моем месте?

— А? — очнулся Яшка. — Я и на своем месте не удержусь в нем. Но тебе нечего мыкаться по белому свету. Вот женишься на Аленке и сразу дела поправишь. Проси только приданого побольше.

«Гм… и то правда», — в уме согласился Леон. Но какое-то чувство подсказывало ему: нет, не так это просто жениться на Алене и тем более получить хорошее приданое. Но ему тяжело было расставаться с хутором и хотелось верить словам Яшки.

За лесом опять повстречался дед Муха. Он сидел у дороги, одинокий и маленький, и горькие слезы текли по его впалым щекам.