Михаил Соколов - Искры

— Масло? Откуда масло?! А-а, вот вы как, сво-о-ло-очи?! — понял он предательскую проделку врагов Чургина.

— Ти-ше-е-е! За-абури-ишь! — послышалось с верхних плит.

Молоточек ударил «стоп». Потом еще и еще, но Леон уже не мог остановить барабана и что было силы крикнул:

— Тормоз не де-е-ржит!

Снизу, как из могилы, донеслось:

— Тикай с укло-о-на!

— Береги-и-ся!

Леон растерялся. Этого еще никогда не было… Что делать? Он напряг все силы и налег на рычаг тормоза, прижимая его к земле, но и это не помогло. И он в отчаянии закричал:

— Подсоби-и-те-е! Не удержу-у!

А вагончики с двухсотпудовым грузом, гремя и покачиваясь, бешено неслись вниз по уклону, все убыстряя и убыстряя ход. Другой конец троса, который должен был подымать порожняк снизу, почему-то оказался свободным. Крючком цепляясь за рельсы, он молниеносно скользил вверх, уродовал путь, вырывал шпалы и разбрасывал голубые искры. С плит, из людского ходка шахтеры бежали в штреки, кричали товарищам, чтобы спасались, то и дело давали Леону сигнал «стоп».

Дядя Василь, спустившийся было по людскому ходку, заметил, что вагончики «понесли», и метнулся к лебедке.

Леон, ногами упершись в крепь, всем телом навалился на рычаг, но он пружинил, бил его по животу и подбрасывал, как полено.

— Дрючком! Сзади дрючком! Да скорей же, дядя… О-ой, пропало все! — стонал Леон. Посиневшее лицо его болезненно исказилось, фуражка упала с головы, волосы растрепались, а глаза, точно окаменев, с ужасом уставились на барабан и беспомощно следили за перемещавшимися витками троса.

Из-под деревянной ленты, будто от десятка коптилок, повалил беловатый дым, маслянистой гарью першил в горле, заволакивал все вокруг.

Вдруг лента вспыхнула. Дядя Василь хотел шапкой погасить пламя, но не смог. Схватив лежавшую возле лебедки стойку, он сунул ее под барабан, но, вставленную против хода, ее вместе с ним отшвырнуло в сторону.

— Левка! Да как же?! — в отчаянии крикнул прибежавший верхний плитовой и не договорил. В уклоне что-то загудело, затрещало и, как гром, загремели камни, будто скала где-то рухнула… Барабан замедлил ход и остановился.

Дым облаком заволок все.

Хватаясь одной рукой за барабан, а другой поддерживая живот, Леон, с помощью плитового, встал, глянул вниз. Нисходящий ряд керосиновых ламп далеко внизу оборвался, и там была кромешная тьма. В уклоне было тихо и безлюдно.

— Обвал, — корчась от боли, удрученно произнес Леон и упал на отброшенную барабаном стойку. Из-под тормозной ленты текло черное горячее масло.

Быстро подошел Чургин. Сурово взглянув на Леона, он тронул рычаг тормоза, провел по барабану пальцем.

— Ты смазывал? — спросил он у Леона.

Леон, подняв на него бессмысленные глаза, ничего не ответил.

Чургин надел ему фуражку на голову, помог подняться и обратился к дяде Василю:

— Отведи домой… Вызовите доктора Симелова.

Леон страдальчески глянул ему в лицо, проговорил упавшим голосом:

— Тебя… убить хотят, Илья… Скажи ему, дядя Василь.

— Подрядчики… в воскресенье… Ой, спина моя, — простонал сидевший на земле дядя Василь и хотел вставь, да не мог.

Чургин выпрямился во весь рост и так застыл, сощурив глаза и хмуро глядя в темень. «Теперь все ясно», — подумал он. Достав из кармана папиросу, он задумчиво постучал ею по барабану и, швырнув ее в сторону, двинулся вниз по уклону.

Против второго штрека уклон был перегорожен огромной пирамидой обвалившейся породы. В людской ходок врезался вагончик, деревянная обшивка ходка саженей на шесть §ыла снесена до основания.

Леон добрался до обвала, хмуро посмотрел вниз на гору рухнувшей породы. Подавленный случившимся, поминутно останавливаясь и морщась от боли, он спускался в коренной штрек, к стволу, — с одним желанием и мыслью: скорей, скорей выбраться из этой душегубки туда, на вольный, свежий воздух, на Щемлю!

На нижних плитах коренного штрека, обнажив головы, молча стояли рабочие. Чургин что-то собирал и бережно складывал в одно место. Увидев лебедчика, рабочие расступились, исподлобья наблюдая за ним.

Под сверкающими глазами шахтеров Леон опустил голову и вдруг увидел: перед ним, под рогожей, лежал человек. Около рогожи валялся разорванный узелок, и кругом были разбросаны кроваво-красные и голубые конфеты — ландрин.

Леон шагнул вперед, поднял рогожу и отшатнулся, руками закрыв лицо.

— Марты-нов!.. — простонал он и вдруг страдальчески крикнул: — Не я это! Не я, братья шахтеры! Хозяин убил его! Они всех нас убьют!