Петр Смычагин - Тихий гром. Книга четвертая

И в кожотделе, и на железной дороге работали свои люди. Начальствующий состав учреждений, конечно, подбирался и утверждался казачьим отделом, а непосредственные исполнители, мастера, хотя и сидели на своих местах тихо, все сочувствовали Советской власти, ожидая своего часа. Вести с советского Восточного фронта радовали.

Держали Виктора Ивановича отдельно от всех в крохотной зарешеченной каморке под особой охраной. Раньше это помещение, видимо, предназначено было для какой-то другой цели, не содержались в нем заключенные. Ложась на полу спать по диагонали — из угла в угол, — узник не мог вытянуться во всю длину. Но было там сухо и душно, мышами пахло.

На допросы водили не каждый день. Обрюзгший, немолодой уже штабс-капитан, бритоголовый, безусый и безбородый, во что бы то ни стало хотел получить явки. О делах трибунала почти не спрашивал, они были известны. Допросы начинал всегда мягко, ласково, но, не получая желаемых ответов, начинал сердиться и к концу делался похожим на пожилую сварливую бабу.

Виктор Иванович таял на глазах и держался на допросах спокойно. Это каменное спокойствие и выводило штабс-капитана из равновесия. Сперва начинал он покрикивать, поругиваться, потом давал волю своим нервам и переходил на визг. Отчаявшись добиться результатов таким путем, приказал избить узника. После этого Виктор Иванович не подымался с пола трое суток.

Авдей Шитов, несколько лет прослуживший в тюрьме по заданию Виктора Ивановича, теперь ушел с красными. Охранники были подобраны новые. Да и не видел никого Виктор Иванович, кроме тех, что неусыпно стерегли его. От потери крови постоянно кружилась голова и мерк в глазах свет. А во время приступов кашля казалось, оторвется все внутри и вылетит прочь.

В начале феврали привели его на допрос в кабинет начальника тюрьмы. Но самого начальника там не было. Едва переступив порог, Виктор Иванович остановился от удивления. Перед ним сидел пожилой человек. Серые редкие волосы зачесаны назад. За стеклами круглых очков в серебряной оправе виделись добрые серые глаза. Под коротким прямым носом — седые аккуратно подстриженные усы и серебристый клинышек бородки. Одет он был в черную тройку с черным же галстуком на белой сорочке.

Где-то видел этого человека Виктор Иванович. Но где, когда, при каких обстоятельствах?

— Так что же вы стоите? Проходите, присаживайтесь, Викентий Иванович, — показал он на стул возле стола.

В этот момент Виктор, Иванович заметил в углу красивую трость. И голос, и это его ласковое «Викентий Иванович» мгновенно воскресили в памяти раннее утро «черного четверга», восемнадцатого июня. Выход с Уфимской улицы на пустырь к Увельке. Тогда и там встретился этот старикан, только одет был попроще и в старенькой соломенной шляпе… Виктор Иванович прошел и сел к столу.

— Закурить бы мне, — попросил он.

— Вот, пожалуйста, — достав из стола папиросы, с готовностью предложил следователь.

— Да нет, попроще бы чего. Махорочка, может, найдется?

Следователь постучал звонком и, когда вошел охранник, спросил:

— Не найдется ли, братец, у тебя махорочки? Покурить вот человеку хочется покрепче.

Охранник запустил руку в карман лампасной штанины и услужливо подал кисет следователю.

— Да ведь не мне же, братец, вот ему.

Трясущимися от слабости руками Виктор Иванович скрутил здоровенную — в палец толщиной — цигарку и, затянувшись несмело, блаженно откинулся на спинку стула. Выпроводив казака, следователь продолжил разговор, будто он и не прерывался.

— А ведь я, знаете ли, Викентий Иванович, начал уже подумывать, что вы снова благополучно исчезли. Как же вы с таким-то богатым опытом опростоволосились?

— А можно мне спросить?

— Да, да, пожалуйста! Охотно отвечу.

— Тогда почему же Викентий и почему — снова? Не вышло ли тут ошибки?

— О, нет, драгоценный мой! Такие личности, как вы, не исчезают бесследно, хотя и стремятся к этому с завидным упорством. Правда, иногда вам это удается на некоторое время. Признаю́. Но ведь вы не можете жить по-человечески или, тем более сидеть сложа руки. А поступь у вас преступная, потому остаются следы…

— Простите за непонятливость, — вставил Виктор Иванович. — Изъясняетесь вы не очень ясно.

— Так вот, батенька мой, чтобы ясно было, охотно поясню: знаю я вас еще по Самаре, с девятьсот пятого. Так-то! Правда, по фотографиям только. Двоюродного вашего братца успешно мы тогда обезвредили, а вы, извиняюсь, успели исчезнуть, умудрившись даже продать неплохое имение. Бывал я там не однажды после вас. Прекрасное, знаете ли, имение! Просто уму непостижимо, как это потомственный дворянин мог так вот расстаться со своим родовым гнездом! Ведь надо было, простите, обладать значительной степенью кретинизма, чтобы так поступить. Конечно, вам в тогдашнем положении нельзя было там оставаться, но ведь семья, дети. Как же вы беспощадно поступили с ними!