Наталья Парыгина - Один неверный шаг

Сергей Александрович вдруг настроился покопаться в своей душе, разобраться в самом себе и обдумать внутреннюю перестройку, какая ему потребуется для нового стиля руководства. Но разве человек на такой беспокойной должности принадлежит самому себе хотя бы пять минут? Не принадлежит, нет. Любой может распахнуть дверь кабинета и ворваться, когда ему захочется. Вон он, не спросил даже разрешения и уже стоит перед его столом, этот развязный Малахов. Зачем он опять явился?

— Я того, Сергей Александрович… Ушел давеча, живот вдруг схватило, — косясь на Авдонина, заговорил Михеич. — Мы наше обоюдное предложение не успели оформить. Может, теперь, если у вас, конечно, время…

Обоюдное предложение? «Что вы, Малахов, говорите глупости, какое обоюдное предложение? Вы оформляйте, а я поддержу. Предложение в самом деле интересное…»

Наверно, Сергей Александрович что-нибудь и сказал бы Малахову в этом роде, если бы он успел настроиться на тот новый стиль, который ему пока только смутно мерещился. Но Малахов застал его врасплох. И даже принес ему внезапное облегчение. У Сергея Александровича как гора с плеч свалилась.

Фу, чудак… Ну разве он не чудак? Подумал невесть что. Что Малахов из дерзости покинул его кабинет, что он всем в цехе разболтал про соавторство, что теперь все только об этом и говорят. А у человека просто заболел живот. И он прекрасно все понял. Ничего я ему не навязывал. Он сам предлагает вместе бороться за экономию металла в цехе.

— Садись, Петр Михеевич. Сейчас оформим. И надо будет сделать побольше пробных отливок по новому способу. Это будет самый крупный козырь. Без козырей мы с тобой не победим…

— Без козырей игра ненадежная, — тотчас согласился Михеич.

— Таня, где Павлик?

— Ушел с ребятами на футбол. А что?

— Ничего, так. Ты знаешь, у меня приятные новости.

— Правда? Подожди, не говори, я заправлю кисель, а потом мы пойдем в комнату, сядем на диван, и ты скажешь.

— Ну, ну, давай, любительница ритуалов.

— И сначала я немножко поугадываю.

— Не угадаешь! — засмеялся Сергей.

— Повысить в должности тебя не могли, — размешивая кисель, вслух рассуждала Таня, — ты и без того залетел так высоко, что иной раз кружится голова.

— Твоя?

— Нет, твоя.

— Моя кружится, а ты чувствуешь?

— Конечно, — невозмутимо подтвердила Таня, но объяснять Сергею, каким образом она чувствует его головокружение, не стала. — Это отпадает. Присудили цеху знамя? Нет, итоги подводятся в начале месяца, сейчас не время. Похвалил директор? Вижу по твоей хитрючей усмешке, что дело серьезное.

— Я говорил — не угадаешь.

— Готов, — сказала Таня о киселе. — Идем теперь в комнату.

— Еще будешь угадывать?

— Да, еще. Три раза.

— Давай.

— Ты решил поступить в аспирантуру.

— Не угадала.

— Будут строить новое здание для литейного.

— Не угадала.

— Приехал журналист и напишет о твоем цехе очерк.

— Ты воображаешь, что я ужасно тщеславен.

— О-о, еще как!

— Да, так ты полагаешь, что я тщеславен, мелочен, глуп.

— Вот уж нет! Обещал сказать приятное, а сам несешь чепуху.

— Ну-ну, не буду. Можешь думать обо мне все что угодно, а я все-таки муж, глава, и я куплю тебе новую шубу, и Павлик поедет в Артек, и притом я буду отдавать тебе всю до копеечки зарплату. Не рада?

— Рада. Я еще не поняла. Тебя премируют?

— Нет. Я подал рационализаторское предложение, очень выгодное. Какую ты хочешь шубу? Беличью? Или из мерлушки? Я видел как-то в меховом серую шубку из мерлушки, триста рублей, тебе очень пойдет.

— Думаешь?

— Будешь красавица в этой шубе.

— А без шубы?

— Без шубы тоже.

Сергей притянул к себе Таню, крепко поцеловал в губы.

— И Павлик будет просто счастлив.

— Ты все-таки настаиваешь…

— Таня, да это же преступление лишить Павлика такого удовольствия!

— А знаешь, я целый день мучаюсь. Мне очень хочется, чтобы он поехал. И я боюсь…

— Не бойся. Ничего не бойся!

— Ладно. Пусть едет. Мы подарим ему путевку в конверте. Запечатаем и дадим, и пусть он сам раскроет и удивится, да?

— Ну, когда ты станешь совсем взрослой?

— Теперь уже надо говорить: совсем старой. Сережа, вот мел, нарисуй мне вот здесь, на полу, что ты придумал.

— В технике ты не разбираешься, не понимаю, к чему это!..

— Почему ты кричишь? Сережа!

— Ну, хорошо, извини. Мне не нравится, что ты стараешься выглядеть этакой сверхпатриоткой, для которой личные интересы даже не на втором, а на десятом плане. Я дарю тебе шубу. Я дарю Павлику путевку в Артек. А для тебя, видите ли, важнее всего производственные результаты рационализации.