Борис Изюмский: Дальние снега

А ныне среди них немалая шатость замечена. Ропщут многие, что-де в тягость им поборы и не след-де за то оброк прибавлять. Иные ж, страх божий позабыв, в бега пустились. И год нынешний бежало их, государь мой Александр Данилович, не менее как шесть сотен — один в скиты раскольничьи да в башкиры, другие в Запорожье али на Яик, иные ж, как сказывают, в Молдавию, а особливо в Польшу.

А в деревне вашей светлости, Клочковке, намедни смута была. Мужики Матюшка Пяткин да Спирька Герасимов со товарищи крестьян подбивали, дабы никаких повинностей вашей светлости не нести и налогов не платить, потому как все-де не токмо барское, но и казенное ему-де, светлейшему князю, достается. А я смутьянов тех приказал повязать и зачинщиков главнейших Матюшку да Спирьку в воеводскую канцелярию препроводил, протчих же, наказав батожьем нещадно, велел в подвал на хлеб и воду посадить, да на барщину в железах выводить. Тако смятение утишино было».

Князь громко выругался, попыхал трубкой, пропуская дым через ноздри, приказал Яковлеву ответить раненбургскому управителю: «Тем мужикам, кои в неустройство пришли, годовую отсрочку дай, дабы после урожая рассчитались, а в нынешнем году недоимок с них не требуй. Тем же, кои на оброке в Козлове, Переславле, Москве, по алтыну на рубль надбавь. А со смутьянами обращайся со всей строгостью, но в канцелярию воеводскую впредь их не вози, на месте наказание воздавай, сыск беглых усиль».

Продиктовать-то продиктовал, но и задумался: «Ныне над крестьянами десять командиров. Иные не пастыри — волки, в стадо ворвавшиеся, чего стоит один только приезд солдатских команд. В бегах уже тыщи и тыщи. Если так дале пойдет — не с кого будет взять ни податей, ни рекрутов. Когда вор Булавин голь поднял, так и в моих деревнях — Грибановке да Корочанах — мужики безобразия творили».

Андрюшка Яковлев протянул князю письмо от сибирского генерал-губернатора Михаила Долгорукого, почтительно напомнил:

— Пятый месяц лежит…

«Просит защиты, ворюга», — сердито сдвинул брови Меншиков.

— Ладно, читай!

Но еще раз, не без удовольствия, прослушал в начале губернаторского письма свой полный титул: «Светлейший Святого Римского и Российского государств князь и герцог Ижорский, в Дубровне, Горы-Горках и в Почепе граф, наследный господин Араниенбурхский и Батуринский, Всероссийского над войска командующий генералиссимус, верховный тайный действительный советник, рейхсмаршал, Государственной Военной коллегии президент, адмирал Красного флага, генерал-губернатор губернии Санкт-Питербурхской, подполковник Преображенской лейб-гвардии, полковник над тремя полками, капитан компании бомбардирской, орденов святых апостолов Андрея и Александра, Датского слона, Польского Белого и Прусского Черного орлов и святого Александра Невского кавалер».

«Ничего не забыл, все в кучу сгреб», — с насмешливым удовлетворением подумал Меншиков и снова не стал отвечать Долгорукому, продиктовал еще с дюжину писем: в Раненбург бурмистру Панкрату Павлову — о покупке рыбы на Покровской ярмарке и починке двора; в великолукские вотчины приказчику Михайле Баранову — о сборе долгов; в Ладогу — о продаже хлеба в кулях. И еще: о починке каменных палат, приготовлении пива, сборе доходов, покупке трех тысяч аршин лысковского полотна, волжских засолов икры…

Затем Вист прочитал ему заранее отчеркнутые места из свежих английских, французских и шведских газет, особенно то, что писали там о России, о самом князе. Прочитал и сообщения из «Ведомостей».

— Приготовь письмо шведскому послу барону Цедеркрейцу, — повелел Вульфу, — поблагодари за поздравление с обручением дочери, ну, и там подпусти пятое-десятое…

Под самый конец работы светлейший приказал Андрюшке:

— Узнай, солдат Нефедов жив ли?

Солдату тому в баталию голову разбили, а хирурги вставили ему кусок собачьего черепа. Вот чудо и новизна!

Отпустив Виста и Вульфа, князь спросил у Яковлева:

— Что в юрнале повседневных записок вчера написал?

Андрюшка открыл кожаный переплет, тисненный золотом, считал с голландской бумаги в водяных знаках:

«Пасморно и дождь с перемешкою. Его светлость встал в 4 утра, сел кушать в предспальне с губернаторами. Пил кофий с миндальным молоком… Принесли новый герб для карсты его светлости: на прямоугольном щите — красный лев, всадник на белом коне, золотой корабль и пушка. Посередь щита — черный маленький орел, над щитом — пять шлемов, а щит держат два солдата с мушкетами.