Виктор Петров: Рекламный ролик

Возница залихватски подмигнул ему, крутнул рукой перед лицом женщины.

— Ух, шило в масло — корми! Кризис энергетический по свету, а ей — корми! Из своего кармана, может, из твоего? Скучная вы девушка, Елена Серафимовна! Продавщица и без фантазий, однако. Я с вами нынче незнаком…

Женщина задумчиво помяла поля шляпы на вознице, приблизила к глазам этикетку.

— Зря ты, фетр лучше велюра, фетру износа нет. В Веселуху, малец? — обратилась она к Артему.

— Ага, я в Веселуху. Четыре часа иду пешком. Один, представляете? Тайга нравится — просто чудо! — доверил Артем свою радость. Но сидящие на телеге не оценили трудности похода по тайге, и мальчик обескураженно умолк. Женщина резким жестом спрятала под платок прядку седых волос.

— Где она тебе приснилась — тайга? Околышки одни остались… Не дорубят никак окаянную… Приспичило в Веселуху-то?

— Да, — сухо в тон ответил Артем. — Нужен проводник до глухариного тока. Хочу записать птиц на магнитофон.

Про деда мальчик не добавил, не по-мужски добиваться участия к себе за счет жалости к слепому деду.

Возница заложил этикетку за ухо, усмехнулся краешком губ.

— К Жиганову если токо, к батьке моему. Батька у нас скиталец по лесам… Елена Серафимовна, тебя, пардон, он по молодости не важивал под березку? Шепчется народ, ох, шепчется…

Возница лениво потянулся — продемонстрировал мужскую власть. Артем зажмурил глаза, полагая, что продавщица сей миг отвесит ему пощечину.

— Ты свечку нам держал? Не лютуй, Гошенька… Суббота, праздник… — жалобно попросила женщина. — Завтра таблица лотерейная, потерпи до завтра. Не выиграешь по лотерее, свой дом продам дачникам — куплю тебе. В исподнем останусь — едино куплю тебе «Урал» с люлькой…

Она суетливо убрала с шляпы жука. Парень брезгливо мотнул головой, запел вдруг строго и печально. Одичалые глаза повлажнели.

— Когда б име-ел златы-ые горы-ы…

Женщина стрельнула стыдливым взглядом на Артема, поправила значок депутата на лацкане, зажала вознице рот рукой. Но ослабела от бережного поцелуя в ладонь — хрипло подхватила:

— И ре-еки полные вина-а…

Артем растерялся. А парень уж кинул ему вожжи, сам положил голову на колени продавщицы, уставился в небо. По бледным бескровным скулам потекли слезы. Елена Серафимовна отрешенно пела и не обращала внимания на его вялые ласки. Стянула с головы платок — седая коса тяжело обвисла на плече…

Неизвестное чувство захлестнуло Артема, как волна. Он запрыгнул на телегу, со всей силой дернул вожжи, еле устоял на ногах — телегу занесло. Так и правил до деревни по-разбойничьи лихо, с дерзким посвистом, заслоняя грудью от встречного ветра двух беззащитных взрослых.

Жиганов, отец возницы, поразил Артема ростом великана. Хилый взрослый сын едва доставал ему до плеча! Артем подумал о себе: не зря он каждое утро висит на турнике. Мальчик поставил целью к своему шестнадцатилетию обогнать ростом отца. Ведь тот, наверное, захочет украдкой взглянуть на него в день, когда Артему вручат паспорт.

Возница Гоша низко поклонился Жиганову, прижав шляпу к груди.

— Здоровеньки, батяня, не ожидал? А я и не собирался заходить, я человече из гордых, ты меня знаешь… Дело есть на сто тысяч!

Артем притулился к косяку ворот, возница враз стал ему неприятен. Великан кивнул мальчику, будто старому знакомому. Обреченно покачал головой.

— Эйх, сынок… Вроде мухи ты навозной: сначала дерьма налижешься из бутылок, потом к людям липнешь…

Огромной ладонью он отнял у Гоши шляпу и, близоруко щурясь, прочел вслух по слогам цену на этикетке. Громко присвистнул и теперь уже с почтением возвратил шляпу сыну.

— Сынок, баньку ежли истоплю, а? Мигом! Нельзя энтакую вещь на грязный волос. Дома и заночуешь, а?

В голосе великана прозвучали заискивающие нотки. Артем жадно ловил каждое слово отца и сына.

— В баньку? Ворожбу смыть святой водичкой? — сатанински расхохотался возница. — Да не колдунья она, ополоумели, что ли? Ой, темнота, ой, выдумщики…

Гоша улучил момент и подмигнул мальчику. Артем отвернулся.

— Гони пьянь взашей, много чести алкашам — баню! — вышла из хлева женщина низкого роста в сапогах, испачканных навозом, с вилами в руках. — Ей че? Коза седая прожила век с порожним брюхом, ей и трын-трава! Отольются мои слезы…

От Артема не ускользнуло, как покосился сын на отца — у того на смуглых скулах одеревенели желваки. Гоша злорадно усмехнулся и взахлеб пошел в атаку на мать, тонкая шея побагровела.