Борис Рахманин - Ворчливая моя совесть

На стене — карты. Одна — карта района, подвластного Бронникову. Бледно-зеленая ямальская тундра, утыканная флажками буровых. Красные флажки — план выполняется. Черные — нет, не выполняется. Вон тот флажок, черный, на самой верхушке — Сто семнадцатая, лазаревская. Ну, что еще может привлечь внимание посетителя здесь, в кабинете начальника НРЭ? Большая фотография в рамке, поселок Базовый с птичьего полета. Десятка два длинных двухэтажных и одноэтажных зданий вдоль бетонки — местный Калининский проспект — да несколько разнокалиберных по бокам. Да еще несколько строений стиля «барако», да склады всяческие, подсобки. Другая фотография — ненцы стоят у чума, смущенно усмехаются. Неловко как-то — позировать вот так… «Эй, фотограф, щелкай, однако, не томи душу!» Графин с водой. Сейф, окрашенный под дерево. Кактус на подоконнике распахнутого окна. (Да, да! Метель в прошлом. Июнь на дворе…)

Лазарев медленно оглядывал кабинет, переводя взгляд с одной его достопримечательности на другую, подолгу изучая каждую, словно впервые здесь, словно не бывал здесь, в этом кабинете, два-три раза в месяц, а то и два-три раза в неделю. А Бронников, с улыбкой следя за его взглядом, и сам не без интереса рассматривал свой кабинет, открывая его для себя снова. Из приемной к ним доносились голоса, треск пишущей машинки, надрывный неискренний плач женщины. Лазарев видел ее только что в приемной. Неряшливо одетая, растрепанная, с лиловым фонарем под левым глазом. Держала за руку мальчика лет пяти. Вполне почему-то ухоженный мальчик. Спокойный, чистенький, кораблик на колесиках за собой тянет.

— Ну и что, что фонаря мне наставил?! — хлюпала она за дверью, обращаясь к стрекочущей на машинке невозмутимой секретарше. — Ну и что, что я его сама посадила?! Вчера посадила, сегодня освободила! А если Костик за папой соскучился, зовет — тогда что? А если я сама одумалась и снова очень хорошо к нему отношусь — тогда что?

— Я… Я, Николай Иваныч, вот по какому вопросу… Я… — и Лазарев невольно для себя опять поглядел на карту, туда, на самую ее верхушку, где торчал черный флажок Сто семнадцатой. — Я к вам…

Пискнула рация.

— Товарищ Бронников? — спросил едва слышный женский голос. — Сейчас с вами будет говорить товарищ Лепехин.

По лицу начальника НРЭ пробежала тень.

— Лепехин? Давайте…

— Бронников? — тут же раздался далекий и вместе с тем находящийся как бы совсем рядом, запертый в металлическом ящике рации голос. — Николай!

— Здравствуйте, Эдуард Илларионович, — вежливо произнес Бронников. — Слушаю!

— Что там у тебя с транспортниками? — сразу взял быка за рога голос в ящике.

— Отвечаю. До сих пор не решено, кому лежневкой заниматься — автохозяйству или нам. Руку на пульсе этого дела мы держим, но…

Голос в ящике потрескивал, рвался на части, вновь соединялся в целое, замирал, усиливался, но Бронников все понимал, слышал.

Кивал головой, недоуменно поднимал иногда брови, не соглашаясь, но и не считая необходимым вступать в пререкания.

— Почему же ты в таком случае по периметру восточного района вглубь лезешь? — смеялся прячущийся в ящике человечек. — На Сто семнадцатой, например, давно уже газ объявился, думаешь, не знаю? Почему перфорацию не произвели? У тебя на Сто семнадцатой вообще чудеса… Юноша упал. Теперь — это… Слушай, Бронников, кое у кого тут начинает возникать мнение… Э-э-э…

— Да-да! Слушаю!

— Коля, — проникновенно произнес Эдуард Илларионович, — я нашу старую дружбу не забыл, учти. И я тебя по-дружески предупреждаю.

— Спасибо.

— Ты, как видно, неисправимый разведчик, Бронников, и… И не мешает ли это тебе охватывать проблему во всей ее масштабности?..

— Смотря какую проблему, Эдуард Илларионович.

— Мы, Бронников, оба в принципе люди маленькие, но на разных этажах. Я выше. И я не шучу. М-да… Ну так вот… Брось-ка ты чикаться с этой Сто семнадцатой, подними инструмент, вернись на тысячу метров и срочно дай газовый фонтан. Хоть с небольшим дебитом. Мне фонтан нужен, понимаешь? Позарез!

— Это невозможно! Это… Газопроявления, Эдуард Илларионович, ни о чем не говорят. Я уверен — карман, флюиды. Нужно пробиваться… Я ведь докладывал — к ловушкам разломных зон, к рифам коралловым, образно говоря. Я…

— Меня не интересуют твои романтические гипотезы, Бронников! Мне фонтан нужен! Хотя бы фонтанчик! Один человек в центр летит, понимаешь? Не с пустыми же руками! Понимаешь?

— Нет.

Пауза.

— Мда-а… Ну, за то, что юноша упал, ты уже свое получил. Что еще? Ах, да! Не забыть бы. Есть сигналы — правда, анонимные… Грубоват ты стал. Кричишь на трудящихся. Даже… Э-э… Посылаешь иногда. Учти!

Читать дальше