Борис Лазаревский - Совесть

На мостках одной из дачных купален, тянувшихся вереницей по морскому берегу, сидел, с книжкой толстого журнала в руках, студент Михайлов. Пришёл он сюда, чтобы на свободе окончить заинтересовавшую его повесть, но читать не мог. Сначала мешали поминутно пробегавшие босиком по мосткам мальчишки, отчего и мостки, и вся купальня тряслись, потом пришёл и хотел писать здесь этюд скучный и бездарный художник Ванюхин, которого едва удалось уговорить перейти на другое место. От досады на мальчишек и на Ванюхина Михайлову стало казаться, что в воздухе особенно душно. Он несколько раз провёл рукою по своей коротко остриженной голове и русой бородке, потом расстегнул китель и свесил ноги. Стало наконец тихо, и только из шлюпки, покачивавшейся на светло-зелёной воде у самого берега, слышались детские голоса. Там сидели с удочками в руках две девочки в синих матросских платьях и жёлтых ботинках, по-видимому, сёстры, и с ними мальчик лет восьми. По временам они обменивались короткими фразами на каком-то иностранном языке, чирикая точно воробьи. Михайлов стал прислушиваться и понял только, что говорят по-английски, и что старшую сестру, почти взрослую девушку, зовут Нелли, младшую — Бесс, а мальчика — Фред, Когда у брата вырывалось слишком громкое восклицание, Нелли укоризненно поворачивала в его сторону свою хорошенькую головку с распущенными каштановыми волосами, перехваченными внизу чёрной бархаткой. Михайлов с интересом стал смотреть за каждым движением Нелли и детей, как наблюдают за грациозными, никогда не виданными зверьками. Когда солнце подошло ближе к горизонту, волосы Нелли стали переливаться золотыми тонами, а её личико казалось ещё красивее и вместе с тем серьёзнее.

«У наших барышень редко бывают такие правильные черты лица, — думал Михайлов, — есть что-то классическое в этих чертах». И когда Нелли с детьми ушла, он уже не мог читать, хотя ничто не мешало. На следующий день, под вечер, Нелли с братом и сестрой снова были здесь и сидели в той же шлюпке, и Михайлов, увидав их, обрадовался. Нелли положила возле себя маленькие открытые часики, на которые время от времени поглядывала. Один раз, когда её взгляд переходил от часов на воду, Михайлову показалось, что она с любопытством посмотрела на него, и от этого, едва уловимого движения длинных ресниц Нелли, его будто кольнуло что-то.

«Где же это я её видел раньше, где же это я её видел?» — думал Михайлов и не мог припомнить, потому что и на самом деле никогда её прежде не видел.

Вечер он провёл в гостях, и, несмотря на весёлое общество, собравшееся там, которое он любил, ему было скучно. Спалось в эту ночь плохо. Чтобы скорее задремать, он пробовал класть себе на голову другую подушку, но и в темноте видел личико и трепещущие под ветром золотые волосы Нелли.

«Это глупо, совсем-таки глупо, — думал он, ворочаясь, — завтра я к морю не пойду… Безусловно так мне не нравилось ещё никогда и ни одно лицо»… И его стал тревожить страх от смутного сознания, что им может овладеть серьёзное чувство, которое его непременно поработит.

Хуже всего было то, что к морю он всё-таки пошёл и расположился не на мостках купальни, а в той самой шлюпке, где вчера и позавчера сидели маленькие англичане. Михайлов поместился в носовой её части и раскрыл журнал, но увидел, что взял предыдущую книжку, которую уже читал, и снова закрыл её. Через полчаса на тропинке, спускавшейся от дач к морю, показались весело болтавшие Нелли с сестрой и шедший впереди Фред.

Дойдя до шлюпки, все трое точно по команде остановились. Нелли увидела Михайлова, затопталась на месте, сморщила носик и прищурилась, точно желая его лучше рассмотреть. Фред, вероятно, испугался, чтобы сестра не вернулась назад, и первый прыгнул в шлюпку, которая сильно закачалась. Нелли ещё раз посмотрела на Михайлова и шагнула за мальчиком, а потом помогла войти сестре. Каждый занялся своим делом. Иногда Нелли, вытаскивая удочку, недовольным тоном произносила нараспев одну и ту же английскую фразу, и тогда Фред поглядывал на неё и удивлённо дёргал плечом.

«Должно быть, сердится, а всё-таки, как хороша, точно ангел с неба», — подумал Михайлов и сейчас же опустил глаза в книгу, которую не читал. В этот раз Нелли с детьми ушла раньше обыкновенного. Михайлов поглядел им вслед и нахмурился, потом нагнулся, чтобы поднять свалившуюся на дно шлюпки фуражку, и заметил, что там лежать часики Нелли. Он взял их и внимательно осмотрел, на крышке была монограмма N. H., сделанная из маленьких бриллиантов.