Всеволод Иванов - Пасмурный лист (сборник)

Доцент плюхнулся на скамью. Возле него упал второй столб листьев. Плавно размахивая руками, словно А. Фет – строчками, когда тот в совершенстве овладел трудной формой «газели», доцент сказал:

– Меня глубоко заинтересовал «эксперимент 27». Да, а работа решеток… и котлы… Отсюда, Валерьянов, мы увидим все результаты. – Он вынул портсигар, скрутил папироску, раскрутил ее и, глядя в табак, как в часы, сказал: – Уже одиннадцать. Чертовски бьется сердце, а у вас?

Студент промолчал. Ему хотелось ответить: «Если у меня по каждому опыту, пусть имеющему военное значение даже, будет биться сердце, что оно стоит тогда?» Но сердце у него билось. И смотрел он так же, как и доцент, на небо, на реку, на город.

День был того же, как и позавчера, странного цвета опала. Сутулая река, без блеска, пугливо жалась к берегам. Лязганье рулевых цепей, звуки падающего или поднимающегося якоря слышались невнятно и заунывно. Облака, цвета солоди, охватывали солнце, словно шины колеса. Пахло лопухами, щепой, тиной, плотами. Из опаловой дымки поднимались трубы заводов. Какое сейчас, наверное, полыхает пламя у топок, какое напряжение у людей, а трубы передают его не больше, чем восклицательный знак в конце фразы. Нужно произнести вслух всю фразу, чтобы значок приобрел смысл…

Студент думал о том же, но по-другому. Он знал, что в эти часы город работает с особенной силою и эта сила всех увлекает за собою. Все утро студент занимался усердно, и ему казалось, что он усвоил за эти несколько часов столько, сколько не удалось бы усвоить за три месяца. И еще почему-то вспоминалась ему деревенская картина, виденная в детстве. В землю воткнут толстый кол, на который надета крепкая втулка от колеса. Во втулке – рычаг, и плечистый мужик, тяжело шагая, медленно повертывает втулку, втулка гнет полоз… дерево темнеет от напряжения, мужик покрякивает, дерево гнется… так и получаются полозья, которые потом лихо катятся по сахарно хрустящему снегу, катятся в город или на ярмарку…

– Одиннадцать часов тринадцать…

И доцент умолк. Очки его запотели. Короткими своими пальцами он поспешно протер их… и охнул забавным, тепленьким голоском.

Студент не заметил этого оханья. Он сам охнул, – тяжело, шумно, словно уронил парус.

Дым над городом яростно клубился. Обозначились явственно пять смерчевых потоков. Эти треугольные, остриями вниз, гигантские смерчи были разноцветны – от землисто-бурого до дивно-пунцового. Преобладал, впрочем, оранжевый, особенно на вершинах подплясывающих конусов. Вершины их были хрустально-оранжевы, а середина отливала бархатом.

Дымчатый тент над палубой домов стал чахлым, а затем бесшумно разорвался на пять частей. Образовалось в облаках пять провалов, и в провалах плавился свет солнца – ослепительный, прекрасный, чудесный свет, заливший дома.

Тучи аэрозолей почернели, как греча, побитая морозом.

Аэрозоли уходили. И Сергей Сергеич готов был побиться о любой заклад, что весь многотысячный город, разинув рот, глядел на то, как угнали аэрозоли: Но Сергей Сергеич не мог побиться о заклад, услышал ли город ультразвук. Впрочем, нельзя сказать, чтоб и Сергей Сергеич слышал его. Он его ощутил всем телом, как ощущают тепло или ласку. Накатилось что-то отрадное, большое, вызывающее радость, и Сергей Сергеич отдался этому чувству без напряжения, без сопротивления… и, однако же, не очень жалел, что оно исчезло.

Уже опять бренчал, перезванивая, трамвай, и опять висли на нем мальчишки. «Эксперимент 27» окончился. В воздухе стоял легкий и приятный запах дубового мха. Крыши домов словно покрыты лаком, это на них осели аэрозоли… а что же еще уловлено помимо лака, что означает запах дубового мха?.. Едва ли мы скоро узнаем о том, что уловлено.

Студент, поймав мысль Сергея Сергеича, сказал, глядя на него с огромным уважением:

– Эксперимент, несомненно, имеет военное значение. Смотрите, как замолчал город, будто все несут военную тайну. Это уже не теоретический вывод, а явление нашего ума на практике. Так все понимают.

Сергей Сергеич ждал, что скажет дальше студент. У Сергея Сергеича было такое чувство, когда вы видите яблоко, которое налилось и засквозило, или когда на небосклоне при вашем приближении засквозит и заредеет лесок… К сожалению, студент замолк. Он не видел смерти странных облачных созданий, убитых ультразвуком. Но разве сам Сергей Сергеич мог утверждать, что видел гибель «оранжевой ленты»? Разве он кружился, подпрыгивал и бежал куда-то, как те четверо у озерка на мысе Нох?! Хотя разве он не испытал ощущения счастья и легкие всплески его уходящих волн не слышит теперь?..