Юрий Нагибин - Река Гераклита

Рахманинов не удержал вздрога, узнав в одном из боевиков Ивана. Похоже, тот не забыл своего обещания «достать его в городе».

Иван тоже задержался взглядом на дежурном домовой самообороны. Трудно предположить, что он не узнал Рахманинова. Иван переписывался с Мариной, знал адрес, а долговязая, костлявая фигура Рахманинова была слишком приметна. Но он ничем себя не выдал, хотя всего-то и дела, чтобы в недоброй ночи щелкнул еще один винтовочный выстрел.

Наталия Александровна, уложив дочек, зашла на кухню к Марине.

— Я думала, у тебя тут теплее.

— Откуда теплу взяться? Готовлю на двух полешках. Сергей Васильич, поди, совсем замерз.

— Зря он шубу заложил.

— Мне бы, дуре, подменить его, — укорила себя Марина.

И тут послышался стук: Рахманинов вернулся с дежурства.

— Без происшествий? — спросила Наталия Александровна.

Так точно!.. Впрочем, я видел Ивана.

— Где? — задохнулась Марина.

— Возле нашего дома. Он проехал на грузовике. Вид самый боевой: винтовка, патроны крест-накрест.

— Вот неугомонный!.. И сюда его принесло.

— Ваш жених — человек слова. Обещал «достать» меня в Москве и достал.

— Да не бойтесь, Сергей Васильич! — простодушно сказала Марина. — Он больше шумит…

— Мои боевые друзья: часовщик Черняк и члены домового комитета — не дадут меня в обиду.

— Сережа, пойдем в кабинет, — предложила Наталия Александровна.

А когда за ними закрылась тяжелая дверь, она сказала:

— Что с тобой? Неужели тебя так расстроила встреча с Иваном?

— Не больше, чем все остальное. Я просто не забыл, как он выбрасывал мой рояль из окна. Но дело не только в Иване. Я не хочу, чтобы меня называли «товарищем» люди, подобные Черняку. Почему их раньше не было, во всяком случае, в нашем обиходе? Откуда они вылезли?.. Ты знаешь для меня нет разницы между крестьянином и генералом, впрочем, крестьянина я ставлю куда выше… да и не в этом дело!.. — он махнул рукой.

— Нет, договаривай, — побледнев, сказала Наталия Александровна. — Тут что-то серьезное. Неужели…

— Я — нищий. Ивановка поглотила все средства. И ее больше нет. Жалкие гроши, оставшиеся в банке, не выдают на руки, да их не хватит и на полгода. Гастролей нет и не будет. Артистическая жизнь кончилась — всерьез и надолго.

— Ну, ну, дальше!..

— Я получил приглашение из Швеции. Условия сносные. А там, глядишь, подвернется что-нибудь другое.

— А там подвернется что-нибудь другое, — как эхо, повторила Наталия Александровна. — Ты не боишься, что гастроли затянутся?

— Не вынуждай меня к тому, чего я все равно не скажу, не могу сказать. Разве такую Родину бросают? Сейчас мы должны жить лишь сегодняшним днем. Мне надо зарабатывать. Я вернулся к тому, с чего начал: нищий музыкант. Я работал, как пахарь, как сапожник без перерыва на запои, как фабричный, как каторжник, а меня приравняли к банкирам, ростовщикам, спекулянтам, ворам чиновникам. Отобрано все. На очереди квартира. Товарищ Черняк уже говорил об «уплотнении» — хорошее новое слово.

— Значит, мы уезжаем…

— На гастроли! — резко сказал Рахманинов. — Не вечно будет ночь над Россией. Вернутся и свет, и музыка. А всеобщий Иван отложит винтовку, которая слишком легко стреляет… — странная нежность мелькнула в глазах Рахманинова и сразу погасла. Лицо вновь стало запертым — на многие, многие годы…

От Николаевского вокзала отходил поезд. Высокая женщина бежала за вагоном, то приникала к окну, то отстранялась, чтобы помахать рукой. А с другой стороны к вагонному стеклу приникли все Рахманиновы. Наталия Александровна и девочки плакали, Рахманинов — как в маске.

Поезд убыстрял ход. Марина бежала до самого обрыва платформы.

Исчез и сигнальный огонь на тамбуре последнего вагона, а белый платочек все взмывал и взмывал в волглом сумраке…

Вечером к дому, возле которого дежурил Черняк, быстрым шагом подошел незнакомец в старой кожаной куртке и таком же картузе. Было в его облике что-то располагающее к революционному доверию, и домовый страж позволил ему беспрепятственно войти в подъезд со стороны Страстного бульвара.

Иван, это был он, взбежал по лестнице и постучался.

— Явился, не запылился! — не слишком любезно встретила его Марина.

Иван пропустил грубость мимо ушей, он хотел обнять Марину, но та вырвалась.

— Ты чего? — обиделся Иван.

— А ничего, вот чего! Сколько ты в Москве, а весточки не подал.

— Да мы контриков добивали. По суткам не спамши, не жрамши… А ты почем знаешь, что я в Москве?