Борис Ямпольский - Молодой человек

Он вытащил колоду карт. Гоп! — пустил их белым крылом, вытянул из середины и показал короля пик и опять вложил в колоду.

— А теперь посмотрите у себя в шапке, дядечка, лампа-дрица-оца-ца!

Хмурый снял шапку, и Магомет достал оттуда, подняв подкладку, короля пик.

— А теперь посмотрите у себя в карманах, дядечка, ламца-дрица-оца-ца!

Хмурый вынул из правого и левого карманов короля пик.

— Вот фармазон! — удивился он и впервые за все время улыбнулся.

— Да что вы с ними цацкаетесь, — вступил в разговор мучнистый старичок с торбой. — Берите, тащите.

— Дидусь, — звонко сказал Магомет, — а я знаю, кто ты!

— Ну-тка, — улыбнулся мучнистый старичок.

— Ты спекулянт, ты сахарином спекулируешь. Смотри, у тебя в торбе сахарин.

Хмурый схватил торбу, и поднялся ералаш.

— Кавалеры меняют дам, — сказал Магомет, и мы исчезли.

И снова мы на крыше вагона.

По большим рекам проплывали пароходы, на узловых станциях звонили колокола и прощально гудели паровозы. И снова степь и степь.

В стороне от дороги появились строгие, черные, похожие на египетские пирамиды холмы.

— Магомет, ух, смотри, что это?

— Терриконы, — равнодушно сказал Магомет.

Терриконы возникали справа, и слева, и вдали на горизонте — черные, резко выделяющиеся на фоне неба, сливаясь в горную цепь.

Поезд подходит ближе, я ясно вижу, как вершину террикона лижут языки пламени и все они вместе дымятся медленным голубым, зеленым дымом.

— Пожар! — закричал я.

— Газуют, — отвечал Магомет. Теперь и он восхищенно, не отрывая глаз, наблюдал вулканическую цепь дымящихся терриконов.

— Магомет, а ты в шахте был?

— Да, был, — небрежно отвечал он.

— Ну и как?

— Темно.

Ночью беспокойно и могуче вспыхивающий свет метался по крышам вагонов. Над самой головой клубились багровые облака, поезд, весь оранжевый, словно вошел в гигантскую печь.

— Юзовка плавку дает, — сообщил Магомет.

Вдали стояли в ряд железные башни до неба, и над ними медленно, как светящийся гриб, подымалось огненное облако, будто и там, в небе, плавили металл.

Поезд бежал с грохотом, с многократно повторяющимся эхом, ночь была густо насыщена запахом угля, окалины, вечным, никогда не стихающим гулом труда. Мимо совсем близко проходили багровые острова открытых коксовых печей, проносились раскаленные белым светом окна литейных заводов.

И это освещенное пламенем небо, и темные терриконы, похожие на идущих по степи великанов, и сами названия станций — Харцизск, Илловайская, Ясиноватая, — почему они вселяют в душу такое желание остаться тут с ними навсегда, на этой земле, черной, каменной, среди огней и дымов?

Уже давно исчезло пламя, и мимо летела тьма ночных полей, а душа все еще была там.

— Море! — неожиданно сказал Магомет.

— Море? — заволновался я. — Где? Где?

Я вглядывался и ничего не видел, кроме тьмы. Но близость чего-то нового, неведомого уже чувствовалась по теплому, влажному, как после дождя, воздуху.

И пробегающие мимо густолиственные деревья, молчаливые белые мазанки во тьме садов казались омытыми теплом морского дыхания.

Отчего-то глуше был бег поезда, искры паровоза мгновенно гасли, ночь стала еще темнее, будто волны морские подступили к самому поезду.

— Магомет, а ты и на пароходе плавал?

— Случалось, — сдержанно отвечал Магомет.

— И в штормягу попадал?

— Не без этого.

— А сколько баллов?

— Тебе бы все баллы считать, — усмехнулся Магомет.

А я представил себе синее-синее море, и вдруг шторм двенадцать баллов, до самого неба.

— Магомет, а ты хотел бы быть капитаном?

— Отчего же… — Он помолчал и добавил: — Только кочегаром лучше.

— А что?

— Теплее.

Вдали мерцали многочисленные колеблющиеся, зыбкие огоньки.

— Ура! Таганрог! — закричал Магомет. Он встал во весь рост, подставляя лицо и грудь тугому ветру невидимого во тьме моря.

Поезд ворвался на звучный, ярко освещенный перрон с пестрой, разноплеменной южной толпой, чумазыми мальчишками в тюбетейках, бегущими по перрону с лотками копченой рыбы.

— Ставридка! Ставридка!

И предчувствие иной, незнакомой, но существующей на земле жизни всколыхнуло сердце, и хотелось тоже бежать взапуски и ликующе кричать: «Ставридка! Ставридка!»

Поезд идет высоко над городскими улицами, где-то внизу ползет крохотный автобус, видны магазины, праздничные толпы людей, и поезд с разбегу останавливается у большого мрачного каменного здания вокзала.