Ольга Туманова: Убийство в стиле эссе

- Ты прочитал? Ну, скажи! - настаивал Першин. Его и роман взволновал, и Шмаков был ему симпатичен. И, говоря о романе, Першин говорил и о Шмакове. Столько лет без признания. А ведь не в канаве валяется, не с транспарантами по площадям бегает - творит! И вот результат.

Шмаков вновь перестал печатать и уставился в ворох бумаг, словно обдумывая ответ.

Першин подошел к своему компьютеру, открыл роман, обернулся к Шмакову:

- Подойди.

Тот подошел неохотно. Стоял, смурый, глядел на монитор, потом сказал глухо:

- Нет, не знаю. И имя не слышал, и стиль незнаком.

Звякнул телефон.

- Слушаю, - сказал Першин, и, узнавая собеседницу, продолжал с легкой улыбкой, - приветствую, Фаина Сергеевна. Да? Да что Вы говорите? И когда? И от кого письмо? Да, должно быть автор Вас знает? Действительно, он прав, мы всегда ждем, пока заграница: Да, потом потомки будут просить вернуть прах на родину. Да, очень образно. Нет, в принципе, я не возражаю: И: Но надо посмотреть, почитать: Обязательно. Вечером.

Шмаков хохотнул, и Першин глянул с досадой, и, прикрыв рукой мембрану, шепнул сердито:

- Что за манера ерничать. Ведь даже не знаешь, о чем речь!

Шмаков шумно уселся на место, прикрыл левой рукой голову, словно спасаясь от словесного шума, а правой сердито забарабанил по клавиатуре.

Легкий морозец приятно пощипывал щеки, и снежок, такой желанный после долгой слякоти, кружил, вальсировал и неспешно опускался на землю.

И воздух, восхитительный воздух. Мир стал чист и прекрасен.

Не ожидая лифт, Першин быстро поднялся в редакцию, и, раньше, чем Владимир Иларионович открыл дверь, в лицо ударил мерзкий запах. Першин невольно поморщился, но, входя в кабинет, словно и не заметил, как Шмаков поспешно пнул под стол блюдце с окурками.

Не снимая ни дубленки, ни шапки, Владимир Иларионович подошел к столу Шмакова и сказал в хмурую физиономию:

- Премия. Первая.

Шмаков вскинул голову и смотрел на Першина, не мигая, и руки Шмакова замерли, одна - на стопке бумаг, другая - на мышке, и левая стопа все еще обитала, неподвижная, под столом, возле чадящих окурков.

- А! Пробрало, - сказал Першин со злорадством, веселым и доброжелательным, - не так уж все безнадежно в нашем безнадежном мире.

Першин скинул дубленку, шагнул к окну, приоткрыл фрамугу и глянул на Шмакова с полувопросом: "Не возражаешь?

Шмаков не возражал. Он сидел, все в той же позе, как в детской игре "Замри". Першин хотел засмеяться: "Отомри", но Шмаков так обидчив! И Владимир Иларионович промолчал.

Включил компьютер: дела, увы! - дела.

Тут приоткрылась дверь, и сквознячок, и запах французской парфюмерии, и голос Нинель Лисокиной:

- С утра уже, как пчелки? Привет, мальчики. Ну, молодцы, ничего не скажешь. А, между прочим, объявлен итог конкурса.

Владимир Иларионович улыбнулся:

- Информационники наши, как всегда, впереди планеты всей.

Лисокина поиграла бровями, мол, о да, не спорю, мы - такие, улыбнулась и сообщила:

- И победил некий Мешантов.

Нинель шагнула к столу Шмакова:

- Шмак, он - кто?

Шмаков молча пожал плечами.

- Шмак, ну, вспомни. Ты же у нас: Да, Владимир Иларионович! - Нинель стремительно развернулась от стола Шмакова. Высокая, стройная, сделала шаг и склонилась к Першину:

- Говорят, открытие Бабицкой? Неужели - правда?

Шмаков хмыкнул, и Першин улыбнулся: ожил! И сказал весело:

- Правда, правда, чего только ни бывает в этом мире. Вы - женщины, такие непредсказуемые, - и добавил с легкой грустинкой, - правда!

Нинель грусти его не заметила, продолжала с прежним напором:

- Он что - ее ближайший родственник? - Нинель дунула на упавшую на лоб прядь волос, затем вскинула голову, и ворох рыжих волос взметнулся вверх и, пройдясь по щеке Першина, упал на спину Нинель. - Или он - ее последняя надежда на личную жизнь?

Шмаков хмыкнул, а Першин улыбнулся:

- Не знаю. Не думаю. Хотя, вы, женщины, такие загадочные: - и добавил тоном серьезным. - Одно неоспоримо: премию присудили справедливо. Достойному.

- Ну, странны дела твои, Господи, - сказал Нинель.

- Да уж! - буркнул Шмаков.

Лисокина стремительно шагнула к дверям и, в дверях, на миг остановилась:

- Да! Совсем забыла. Шеф собирает. Желает снабдить очередной ценной установкой.

Лисокина прикрыла дверь, и фрамуга захлопнулась, и взметнулись листы бумаги на столе Шмакова.

В светлой длинной шубе из хвостиков норки, в темной норковой шляпе с полями, в черных сапогах на высоких каблуках (эдакая подраненная волнушка) невысокая Фаина Сергеевна ощущала себя дамой высшего круга.