Ирина Борисова - Разве бывают такие груши (рассказы)

1992

Иные привычки

Я перестала выпендриваться не сразу, не в одночасье покончив со всеми былыми привычками - этот процесс занял приличное время, охватывая разные области жизни. Прежде я не вылезала из филармоний, не пропускала ни одного вернисажа, не выпускала из рук книги, гонялась за интересными людьми и, раскрыв рот, внимала их суждениям. Зажмурившись, я с ужасом сознавала, какая я дурочка, как велик пласт накопленных человечеством ценностей, и как надо спешить, чтобы успеть поглотить хотя бы их небольшую долю. Я, правда, не слишком различала, чем звучание знаменитейшего оркестра, за билетами на который я выстаивала ночь, отличается от звучания оркестра менее знаменитого, я с трудом запихивала в голову почерпнутые из умных книг идеи и, однако, сомнение в том, что все это мне необходимо, не возникало у меня много лет.

Оно впервые закралось, когда меня уволили по сокращенью. Долгие годы я считала на работе разными способами корреляционную функцию и именно с трудовым коллективом делилась увиденным и прочитанным, именно ему старалась в первую очередь не только лучшие наряды, но и лучшие сокровища души.

Коллектива не стало, мое умение считать корреляционную функцию больше нигде не потребовалось, я устроилась уборщицей и, орудуя шваброй, страдала не из-за того, то выгляжу чучелом, а оттого, что никого это не удивляет, нынешние коллеги и воспринимают меня именно такой, а обсудить непонятную экономическую статью мне теперь совершенно не с кем.

Я, правда, пыталась держать форму и обсуждать хотя бы политические телепередачи по телефону с подругами, но подруги уже больше ахали о том, сколько стоят в магазине куры и где взять денег, чтобы их купить, материальные проблемы захватывали и меня, и разговоры наши не сворачивали уже ни в какое другое русло.

И вот однажды, намахавшись на работе шваброй, придя домой и усевшись за замусоленную, но все еще непонятную статью, я вдруг подумала, а что такого ужасного случится, если я заброшу эту чертову статью за диван - разве перестану я быть уборщицей, поняв эти сложные выкладки, разве посмотрит опять на меня с восхищением сидевший когда-то за соседним столом старший научный сотрудник?

Я так думала одно мгновение, а в следующее, придвинув чтение ближе, уже гнала из головы крамольную мысль, уверяя себя, что я читаю не для кого-то, что мыслящий человек в любой ситуации должен оставаться самим собою. А через несколько дней, собираясь после трудового дня на нашумевший вернисаж, я опять спросила себя, что такого необыкновенного ожидаю я там увидеть, чтобы, превозмогая усталость и лень, тащиться через весь город. В голове у меня опять же прокрутился вопрос - кто спросит, была ли я там, и ответ - никто, и внезапное открытие, что старые привычки не так уж драгоценны, до глубины души меня поразило.

Я осознала, сколько наносного и лишнего было, оказывается, в моей прежней жизни, а в теперешней, новой, появились, стало быть, приобретения одиночество и сопровождающие его независимость и простота.

И накопленный цивилизацией культурный пласт начал стремительно терять для меня прежнюю цену. Я еще какое-то время сопротивлялась, приглашая в дом интересных людей, но интересные люди тоже жаловались на жизнь и затравленно озирались, слабо вдохновляясь присутствием друг друга, как альпинисты, которых всех вместе засыпает лавина.

И вскоре у меня появились совсем другие привычки. Я полюбила, подолгу сидя у окна, следить за хаотическими движениями гуляющих по садику людей созерцать этот живой пейзаж оказалось не менее увлекательно, чем разглядывать картины в музее. Соседская ссора за стеной дарила пищу для ума не хуже шекспировской драмы, а несущийся из телевизора бодрый мотив прочно занял место былых фуг Баха.

Вытянуть меня вечером из дома стало практически невозможно - понятие "надо" я применяла теперь лишь к вещам сугубо утилитарным. И только, услышав по радио любимое прежде словечко "волнительно", я, встрепенувшись, пыталась еще вспомнить то, что было когда-то дорого, но, безнадежно махнув рукой, легко смирялась с тщетностью подобных попыток.

1993

Дорога в Парамарибо

Нет, конечно, когда у тебя парикмахерская, голова замусорена множеством мелочей. Сантехник Пономарев отключает горячую воду, и на головы клиентов из крана хлещет ледяная, и надо дать ему на опохмелку, не то так и будешь сидеть. И вдруг в подвальчик спускается, озаряя улыбкой убогие стены, жена живущего по соседству президента СП, а это чудо среди всех окрестных пенсионерских лысин и круглых мальчишеских голов. А дура Мариша метет ей прямо на замшевые лодочки, и приходится, пятясь и расшаркиваясь, заниматься всем самой. И я устраиваю красавице на голове такое, что она не то, что довольна, а просто в шоке, и даже путает дверь на выход с дверью в теплоцентр. А из теплоцентра при этом вываливается прикорнувший на задвижке опохмелившийся Пономарев и, довершая начатое Маришей, пачкает-таки замшевые лодочки промасленными штанами. И все труды насмарку, потому что, взвизгнув, дама выскакивает прочь, я не надеюсь больше ее увидеть, и как вы думаете, могут быть в такой мясорубке еще какие-то другие мысли?