Ирина Борисова: Встреча

Ирина Борисова

Встреча

Ничего не изменилось за пятнадцать лет, только в первый момент каждому входящему казалось, что вместо тех, кого он ожидал увидеть, на пороге его встречают их несколько обветшалые аналоги, но потом улыбка, жест, интонация - все забытое, но в точности такое же, как было, в одно мгновение заполнило временной провал, и через несколько секунд сидящие вокруг постаревшие женщины и мужчины уже вполне соответствовали представлению друг о друге, или, скорее, их представления друг о друге адаптировались к тому, чем они теперь стали.

Когда-то их было десять человек, сообщество людей, собранное по принципу общей работы, каждый из них в силу своих собственных причин проторил дорогу в дом на полигоне среди берез и антенн, занесенный сугробами зимой, усыпанный желтыми листьями осенью, отрезанный от мира стеной дождя или нежащийся на утреннем солнце летом. Все они работали там в середине восьмидесятых, на закате социализма, когда никто не мог предположить, что может случиться менее чем через десять лет, когда их антенны и радары были настроены на другие полигоны за океаном, когда их работа отмечалась допуском и секретностью, когда их называли сменою и пускали в столовую без очереди, чтобы они, не дай бог, не пропустили малейших отклонений на кривых, фиксируемых их самописцами.

С тех пор прошло время, для каждого свое и проведенное по-своему, и общее для всех своей уникальной стремительностью, как полотно, наспех сотканное из пестрых нитей, и каждый пришел на встречу, вроде бы, увидеться и поболтать, а, на самом деле, узнать, какие изменения произошли за эти годы в жизни других, чтобы попытаться расширить собственный ракурс обзора и, таким образом, ярче высветить свою собственную строчку в общем потоке.

Они, как прежде, во времена совместных ужинов в ночные смены, сидели вокруг стола, и разговор их, кажется, прервался лишь вчера, вся разница была в количестве событий, произошедших со времен последних посиделок, и никто не произносил длинных повествовательных монологов, описывая эти события в хронологическом порядке, все, как и раньше, говорили о текущем, словно подразумевая, что окружающие знают контекст, в котором протекает их новая жизнь, и окружающие, действительно, по случайным встречам и слухам, были приблизительно в курсе, а если звучало что-то уж совсем неизвестное, то словно по общему уговору, задавался короткий вопрос, и давался такой же короткий ответ, и разговор лился далее уже от новой отправной точки..

Их ролевые функции также сохранились - их бывший начальник, а ныне хозяин, в сияющей безукоризненной чистотой холостяцкой квартире которого они собирались, был отстраненно молчалив и внезапно колко остроумен, бывший геофизик, как и когда-то, много пил и быстро пьянел, держался ближе к женщинам и был сентиментально-восторжен, бывший инженер РЛС, как и прежде, с бесстрастным лицом говорил о своей интересной жизни, удерживая внимание и мужчин, и женщин, разница была лишь в том, что тогда он, стройный, красивый, тридцатипятилетний, рассказывал о своей необычной в те времена халтуре по изготовлению и ремонту звукотехники для рок-музыкантов, а иногда и о приключениях на пляжах Солнечного, теперь же, погрузневший и поседевший, он говорил о своем бизнесе - засолке, расфасовке и торговле соленой рыбой и о летних приключениях на пляжах Испании. Женщины ахали, смеялись, переспрашивали, геофизик по-братски обнимал за плечи кудрявую женщину с насмешливыми глазами и не забывал отпускать комплименты и сидящей напротив пожилой сероглазой красавице, слушающей инженера РЛС с прежней наивной серьезностью. Третья женщина была маленькая, незаметная, она молча улыбалась, переводя взгляд с одного собеседника на другого, и охотно откликалась на обращенные уже к ней слова геофизика: "Давай покурим, малыш!"

Они сидели, пили водку и красное вино из большой картонной канистры, ели купленные в универсаме колбасы и фрукты, радовались, что прошедшие пятнадцать лет изменили только внешние обстоятельства каждого, а не его суть и не суть их отношений друг к другу, а, значит, прошедшее время затронуло лишь внешние, а не фундаментальные стороны жизни. Они обсуждали эти внешние изменения с приятной легкостью, как что-то несущественное, как пассажиры в поезде, сидя за столиком купе, поглядывая в окно, непринужденно обсуждают мелькающие там пейзажи.

Они начали с места былой работы: сероглазая красавица, живущая в поселке неподалеку от полигона, рассказывала, что их бывший дом разорен и заброшен, стекла выбиты, по коридорам гуляет ветер, а в бывшей столовой воздвигнут лимонадный завод, на котором она теперь трудится.