Геннадий Вальдберг - Мир - большой !

- Экая чушь! - и он перевернул листок на оборотную сторону.

"...а я тебя, знаешь, люблю. И этого Федора. Толстый он только. И за книжками жизни не видит... Ну да ладно. Будь счастлива с ним. А за меня не волнуйся. Я, наверно, вообще не вернусь. Мир - большой... А может, завербуюсь куда-то. Потому что со мною нескладно все будет..."

Старший лейтенант посмотрел на конверт: Виктор Мостков - что за птица такая?

Но странное дело: все как-то к началу вернулось. Сигарета погасла, а новую закурить - во рту как в помойке. Шкаф облезлый в углу, одеяло вместо окна, и с Галей вот встреча... Почему все так серо? Ну совсем как в могиле! - "Мир - большой..." - перечитал Заболотников. На что это он намекает?

Но Мысль нс задела. Скользнула и сгинула. Не то, что вон с. Гришкой-расстригой. Там разом все закрутилось... Старею. быть может? Иль нет. Надоело по копейке играть. День за днем из пальца высасывать. А кому-то "каре" в руки прет!

И Заболотников вдруг разозлился. Он и не помнил, чтобы так вдруг нахлынуло. - "Мир - большой..." - еще раз перечитал лейтенант. И что уж в словах этих было? Только почувствовал, что оскорбляют его. Что сидит какой-то тут хмырь, форму как робу арестантскую носит, и ждет не дождется, когда это кончится. Календарик, наверно, завел и денечки вымарывает. А в конце - ДМБ. И прожектики строит, как билет до дома получит, чтоб столичных бабенок там трахать. А он, Заболотников, кадровый офицер, значит так, по подъездам и будет?!

- Не-ет, не выйдет, служивый! Не с тем, братец, сел! - и тут как-то вдруг все само получилось. Выхватил бланк из стола. - Карту надо ломать! А значит, в-абанк! Не струхнете-с?! - и вымахал здоровенными буквами: "Виктор Мостков" - а строчкой пониже, так что даже дырку в бумаге прорвал:

"Мир - большой!" - и подчеркнул дважды.

Ришон-Ле-Цион (Израиль)

1985-1996