- Ах, Клопенку?! - Глинозубов отвернулся и завопил в сторону трактора: - Все! Хватит! Наслушался! Кто за жизнь мою ответит?! Пусть сидят тут до ночи! Не отцепляй! Не отцепляй, кому говорю!
Тракторист, возившийся у тракторного форкопа, распрямился.
- Молоко сдавать! Поехали! Нечего тут середь дороги разговаривать!
- На бюро! - вслед ему кричала Твердунина. - На бюро поговорим! Ты еще попомнишь! Вот чтоб мне провалиться - Клопенко с тобой разбираться будет!
- Да вы что, Александра Васильевна! - Витюша испуганно глядел то на Твердунину, то в спину шагающего по глубокой грязи Глинозубова. - Прикажите ему, пусть вытащит! Что ж мы тут! Чего нам ждать-то?! Прикажите!
Тяжело дыша, Твердунина откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Губы ее были непреклонно поджаты.
- Кириллыч! - заголосил Витюша в окно. - Не бросай ты нас ради бога! Дерни хоть до околицы, я уж там выберусь!
- А мне тут с вами недосуг! - ответил Глинозубов, сделав такое телодвижение, будто должен был пуститься вприсядку. - У меня молоко скиснет! Я-то за все отвечу, что мне!..
- Кириллыч! - Витюша брезгливо спустил ноги в грязь и зашлепал к нему, погружаясь выше щиколоток. - Дерни ты ради Христа, что тебе стоит! Ну, пошумели немного, так что ж нам тут теперь, ночевать, что ли! А, Кириллыч!..
- Дерни! - Глинозубов снова глумливым плясовым движением развел руками. - Теперь вот на тебе - дерни! А комбикорма нет! А косилок - нет! Знай только орать, что Глинозубов ответит! Клопенкой меня пугает! Пугай, пугай! Глинозубов-то ответит! А вот вы тут посидите пока! Может, найдется добрая душа - вы-ы-ы-ытащит!..
- Да на тебе креста, что ли, нет, Кириллыч! - чуть не плача, взывал Витюша. - Как можно! Живые люди же!
- На мне-то креста нет? - удивился Глинозубов. - На!
Он раздернул ворот телогрейки, расстегнул рубаху.
- Видел? Нет, ты скажи: видел?!
Витюша немо мотал головой. Дождь намочил волосы, вода стекала по лицу.
- А теперь пойди у нее посмотри: есть на ней крест? - спросил Глинозубов, понижая голос. - На ней-то вместо креста лягушачья лапка, понял? На ней вместо креста кикимора болотная зеленой жижей кукиш рисовала... да что я тут с тобой!..
Он задрал ногу и поставил на гусеницу. Сапог был облеплен комом глины.
- Кириллыч! - возопил Витюша, молитвенно поднимая руки.
- Я уж сорок лет Кириллыч! Давай, поехали!
Вытирая руки и ухмыляясь, тракторист забрался в кабину. Глинозубов умостился рядом. Трактор заревел, дернул, поволок бочку, переваливающуюся по ямам. Страшно грохоча и чавкая, проехал мимо машины, - но неожиданно дернулся и встал.
- Последний раз! - заорал Глинозубов, снова распахивая дверцу. - Вот чтобы сдохнуть мне на этом месте!
- Кириллыч! - заблажил Витюша. - Я же знал! Сейчас, сейчас!..
Бормоча и оскальзываясь, он обежал машину, потащил из багажника трос.
- Да куда ты тянешь, как я тебя тут разворачивать буду! За задницу цепляй! Ничего - раком проедешься!
Витюша повалился на сиденье, тракторист дернул рычаг, и "Волга" поползла назад - мягко, будто ватрушка в киселе.
Александра Васильевна смотрела в стекло, на дорогу, отступающую перед глазами, на удаляющуюся опушку леса, на лужи, по которым хлестал серый дождь, на низкое темное небо - и выражение непреклонности не покидало ее лица.
Маскав, четверг. Настя
Найденов повернул ключ и открыл дверь.
В прихожей пахло гречневой кашей.
Этот запах въелся в жизнь, как въедается грязь в потрескавшиеся от работы руки. Он сам же и разъяснял Настене когда-то: гречка универсальна: во-первых, вкусна, во-вторых - содержит полный набор элементов и витаминов, необходимых организму; кроме того, она необыкновенно дешева; поэтому если ты ограничен в средствах, если тебе не везет и ты не можешь найти постоянной работы, нет ничего более разумного, чем приналечь на гречку - будешь сыт, здоров, а в конце концов, возможно, и разбогатеешь.
Настя оказалась рачительной и экономной хозяйкой - гречка в доме не переводилась. Два дня из трех, открывая вечером дверь, Найденов улыбался и говорил: "Ого! Гречневая каша! Здорово!.." Прошло семь лет, и теперь он боялся, что когда-нибудь ему не хватит сил на улыбку при этой фразе, да и на саму фразу не хватит сил, и тогда он буркнет, заведомо ненавидя себя: "Опять эта проклятая гречка? Бог ты мой, как надоело!" И если у Настены к тому моменту останется больше мужества, чем у него, она отшутится и достанет какую-нибудь вкусную заначку, сберегаемую к Майским или ко дню Великого Слияния, - селедку, банку сгущенки, пакетик сушеной дыни; а если нет подбоченится и спросит неприязненно: "А ты заработал на что-нибудь другое?" Когда он видел эту сцену во сне, то просыпался в холодном ужасе.
Читать дальше