Валентина Спирина - Девять Жизней. Седьмое небо

Потом дни шли своим чередом, привычным, раз заведённым ходом, и каждый приносил свои впечатления, свои пустяковые проблемы и огромные радости, как будто дней было не шесть, а сто шесть. В них была и недолгая, но утомительная по жаре дорога к Гроб-горе и монастырю святого Феодора Стратилата, где встретил друзей кристальной чистоты и прозрачности игумен отец Даниил, казавшийся чудом уцелевшим в этой глуши феодоритом, ровесником древнего княжества, доброго солнца и скал, в которых был высечен монастырь; и спуск на нынешний раскоп – крутой, местами даже опасный, но с противоположной – солнечной – стороны горы, где те же серые камни, из которых Господь в незапамятные времена построил Мангуп, кажутся гораздо светлее, а значит, добрее, дружелюбнее.

А каким же ещё должен быть Мангупский Мальчик? Конечно, он будет почти сливаться с окружающей природой. Поэтому, когда спускаешься вниз по серым камням на раскоп, он должен быть в светло-сером. И совершенно не важно при этом, облачён он в длинный хитон византийского княжича или в обычную футболку и джинсы.

Разговор в тот день был, скорее, обыденной болтовнёй, но иногда всё же приобретал черты философской беседы. Мангупский Мальчик тем приятно и отличался от остальных, что глубокомысленные разговоры о высоком, на которые так падка была Катя, выражаясь современным языком, не выносили ему мозг. Наоборот, он с удовольствием поддерживал их, поддаваясь очарованию окружающих мест. На глубокомысленно философские рассуждения он отвечал обычно кратко, глядя куда-то вдаль парой чуть прищуренных глаз, но всегда по существу, верно подмечая самую суть. А впрочем, свиду Мангупский Мальчик ничем не отличался от своих друзей, шагающих сейчас рядом с ним вниз по склону: так же любил посмеяться вдоволь над меткой шуткой, поболтать о незначащих мелочах, мило пошалить или поддаться мелким грешкам вроде сплетен или осуждения ближнего. Если бы не эта вселенская печаль в глазах, его вообще никак нельзя было бы признать среди разномастной толпы ребят.

В один из дней ребята, кроме дежурных, уходили в недальний поход на соседний мыс с самым неромантичным из всех четырёх мысов Мангупа названием Дырявый. Кате ужасно хотелось пойти с ними, но то ли она была сонной и потому небыстро всё делала, то ли куртка, испугавшись чего-то, забилась в дальний угол палатки – друзья ушли без неё. Ну подумаешь, велика беда! Катя уже бывала там в прошлом году, она знает дорогу и может запросто догнать их. А лучше никуда не бежать сломя голову, потому что когда бежишь, обязательно проглядишь самое главное, а спокойно прогуляться до цитадели, а то и до того же Дырявого мыса.

Вот и источник – другой, Мужской, величественный и красивый, вполне соответствующий своему названию. Здесь хочется посидеть и в тишине помолиться, поразмыслить о красоте окружающей природы (что, возможно, одно и то же, особенно здесь).

Вдруг, кто-то догнал её и окликнул по имени. Катя обернулась – ну конечно, всё тот-же, в сером, кажущийся выросшим из этих камней. Так просто и чуть застенчиво улыбается:

– Я передумал. Пошли вместе.

Это он о том, что пять минут тому назад, провожая Катю до источника, не мог разорваться между желанием пройтись по Мангупу и долгом дежурного по лагерю. Решил тогда, всё-таки, дежурить: нехорошо оставлять двух девочек одних готовить на всю ораву. Теперь вот, передумал. Катя была рада.

В дороге, конечно же, тоже о многом говорили, и ни с кем ещё Кате не удавалось пообщаться так искренне и непринуждённо. В какой-то момент Катя поняла, что догонять группу, пожалуй, и не надо: это ведь только она догадалась, что он и есть на самом деле Мангупский Мальчик, а для остальных он просто один из участников экспедиции. Так пусть так и будет. С участником экспедиции она ещё успеет пообщаться, когда все вернутся в лагерь и сказка отойдёт на задний план перед повседневностью, а вот настоящий Мангупский Мальчик – её находка, и пусть он даже скинет Катю вниз с обрыва, до этого она будет единственной, кто сумел с ним по душам поговорить.

Дорога, местами, приветливо улыбаясь жёлтыми стрелками, какого-то незнакомого цветка, вывела их к обломанной цитадели, приобретшей в лучах клонящегося к закату солнца совершенно непередаваемый на словах оттенок. Мангупский Мальчик легко взлетел на, понемногу осыпающуюся, стену (ещё бы, это ведь его родные места, хоть он и тщательно это скрывает), подал руку неуклюжей замешкавшейся Кате, и вот уже они вдвоём стоят на нагретых солнцем камнях цитадели и смотрят в красивейшие безмятежные дали, и здесь уже не надо говорить, потому что когда вместе молчишь, то лучше понятно.