Валентина Спирина - Девять Жизней. Седьмое небо

А колокола продолжали ликовать, и в их звонкой весенней песне чувствовалось присутствие Бога.

И вот – снова Херсонес, снова синее-синее море, камни на берегу – маленькие и добрые – белёсые, большие и суровые, вековые – тёмно-серые, в пасмурную погоду (которая, впрочем, так редка в конце июля в этих краях) кажущиеся чёрными, снова выгоревшая жёлтая трава под ногами, а высоко-высоко, на фоне ослепительного неба – торжественный купол херсонесского собора, целый день сияющий в лучах солнца – и восходящего, и нестерпимо стоящего в зените, и, шипя, купающегося в море перед сном. Здесь не мысли, даже не чувства – здесь одна большая молитва без слов или, точнее, из двух вечных слов, вмещающих в себя всё – «люблю» и «спасибо».

Несмотря на некоторые непривычные вещи – жизнь в домиках вместо палаток, готовку на общей кухне и – самое страшное – запрет на разжигание костров – жизнь обещала быть замечательной.

На второй или третий вечер на общем собрании у газовой горелки, олицетворявшей собой костёр, были распределены группы. Одна из них на неделю или, точнее, на шесть дней, уходила в «дальнее плавание» на Мангуп-Кале, другая оставалась пока здесь, возле ласкового моря и белого с золотом собора. Куда ей хотелось больше, Катя не знала, поэтому пусть всё будет как будет.

Что ж, решено, шесть дней нужно потерпеть без моря, зато в горах, рядом с развалинами старой крепости, ближе к звёздам, солнцу и ветру в лицо. Впрочем, как хорошо знала Катя по прошлому разу, Мангуп имеет волшебное свойство сближать самых разных людей. В этой группе было не так много новеньких, но почти все те, кого Катя уже знала, впервые оказались с ней в одной группе. Тем лучше: первая неделя обещала быть потрясающе интересной.

На Мангуп-Кале, как и в любом древнем и таинственном месте, была своя леденящая душу легенда. Местная повествовала о последнем княжиче некогда могучего и непобедимого государства Феодоро. Мальчик бросился со скалы, чтобы не попасть в плен к туркам и не стать янычаром. Княжество Феодоро в тот раз было захвачено турками, но говорят, что до сих пор в неверном свете сумасшедшей мангупской луны можно встретить невысокого красивого мальчика, который, подойдя поближе, доверчиво заглянет тебе в глаза, позовёт прогуляться и непременно скинет с обрыва в пропасть, потому что ты не феодорит, а незнакомец, чужак, а значит, пришёл не с миром.

Пожалуй, Катя была единственной из всей экспедиции, кто всерьёз верил в Мангупского Мальчика. Нет-нет, она, конечно, прекрасно понимала, что такие легенды нужны для того, чтобы младшие участники группы не разбредались гулять в одиночку после отбоя, но… ей просто очень хотелось с ним подружиться. Чтобы не он взял её за руку, а она его – и отвела бы к своим. Потому что свои – свои, и пришли с миром, и называются «Феодоро». Потому что человек должен жить среди людей, если только он не отшельник в каком-нибудь густом непроходимом лесу.

Подъём на гору был, как и всегда, крут во всех смыслах этого слова, петляя траверсом по поросшим мхом камням и утоптанной многочисленными туристами тропинке между деревьями. Но вот то тут, то там по сторонам дороги стали появляться большие каменные утюги караимских захоронений, испещрённые надписями на иврите, и это означало, что осталось немного. Сейчас караимские надгробия расступятся в разные стороны, за шумом ветра в листве послышится говор источника (может, потому он и называется Женским, что говорит без перебоя на высоких нотах?) и из-за серых стволов насуплено глянет башня и часть стены старой крепости (вот здесь бы и сидеть Мангупскому Мальчику верхом на крепостной стене, болтая беззаботно ногами. Раз уж он хочет охранять свои владения, то лучше места и не придумаешь). А от источника – только, переведя дыхание, взобраться на большой камень, которому кажется, что он преграждает путь (должно быть, он дружит с Мальчиком и помогает ему, как может), сделать ещё несколько шагов по героически пробившейся сквозь скалу траве – и ты дома. И можно просто упасть на траву и долго-долго глядеть в рыжеющее небо, а можно, поставив палатки и наскоро переобувшись, убежать на край, туда, где гора на шаг впереди тебя начинает стремительно падать вниз; и оттуда наблюдать, как, вспыхивая то ли от любви, а то ли в свете садящегося солнца, над старой горой догорает день. Главное – несмотря на множество необходимых дел и радость взаимопомощи не пропустить этот момент, потому что он единственный в жизни. Он каждый раз единственный в жизни, как Пасха или Рождество, когда снова и снова – и каждый раз впервые – воскресает или воплощается Единственный в мире Бог.