Елена Ткач - Проша

И она касалась прохладных лиловых гроздьев рукой, и прыгала с дорожки в траву, где притаились фиалки, и сидя на корточках, окунала голову в озерки незабудок, и шепталась с ними, шепталась… А потом вновь пускалась по пустынным дорожкам, углубляясь все дальше в поселок.

Май уже отцветал. День давно перевалил за полдень и застыл в ожидании, когда дрогнет невидимая пружинка часов, влекущих ход времени, и потянет, повлечет за собой, чтобы солнечный рай растворился в зыбких закатных сумерках… Чтобы день сгорел без следа, поддавшись чарам владычицы-ночи.

Но он сиял ещё — этот рай, и Сеня щурилась, прикрыв глаза и подставив лицо теплым лучам, когда нога её, внезапно не ощутив опоры, провалилась куда-то, все внутри сорвалось, в глазах потемнело, что-то звонкое взорвалось в голове, потом что-то толкнуло в грудь и… Дальше она ничего не помнила.

Очнулась Сеня от мерного журчанья воды. Приоткрыла глаза… Тень густая и влажная навалилась со всех сторон. Тень кустов, облаков и ещё чего-то, названья чему Сеня не знала. Но догадалась, что эта неведомая мрачная тень — живая — и она вездесуща, она способна проникнуть всюду. И эта тень стоит на страже здешних мест!

Сеня помотала головой, прогоняя дурные мысли. Голова болела, в глазах все двоилось. Она немного пришла в себя и увидела, что лежит на самом краю открытого люка. Где-то там, в глубине шумела вода. Крышки у люка не было. Этот зиявший провал находился чуть в стороне от дороги, прямо возле канавки, поросшей густой травой, из которой выглядывали любопытные глазастенькие цветы. Сеня силилась вспомнить как их зовут, пытаясь отодвинуться от края бездны и с испугом ожидая приступа резкой боли: а вдруг она что-то себе повредила? Но нет, ничего не болело, руки-ноги были целы, только вот голова… Названья любопытных цветов она так и не вспомнила и потерла виски рукой. С головой явно что-то было не то — она встала на ноги и мир стронулся с места, поворотился как карусель и её затошнило. Сеня рассердилась на себя: надо было получше глядеть под ноги, а не пялиться по сторонам. Сколько раз бабушка говорила!

Ей было страшно обидно, что такой радостный, такой светлый день испорчен — ясно же, что уложат в постель! Может, не говорить? Но похоже, ей и впрямь требовалось прилечь — голова кружилась, мир пошатывался, точно младенец на нетвердых ногах…

— Ничего, я вернусь! — кивнула она манящим зарослям за калиткой и дорожке, утопавшей в цветущих кустах.

Отчего-то неудержимо захотелось проникнуть туда — в этот сад. Что Сеня и попыталась: спотыкаясь и потирая висок, она подошла к калитке, на которой виднелась заржавевшая табличка с номером «52» и полустершейся фамилией как видно, владельца участка. Видны были только начальные буквы «ВА» остальное погибло от времени и непогоды. Трава за забором — едва не по пояс. Сад был совсем запущенный, а дом нежилой. Это стало ясно с первого взгляда — по провалившейся верхней ступеньке крыльца, голым окнам без занавесок, кускам фанеры, кое-как прибитым снаружи к оконным рамам, по ощущенью заброшенности и безлюдья, исходящему от этого старого потемнелого дома…. Перед окнами разросся огромный сиреневый куст, под тяжестью махровых пушистых гроздьев ветви кренились едва ли не до земли. Эта сирень была какая-то особенная — яркая, сочная, с соцветьями густо-фиолетового оттенка, похожего на цвет вечернего предгрозового неба. Похоже, эта сирень и привлекла Сенино внимание к пустому дому. Она загляделась на неё — и…

Отойдя от калитки, Сеня стороной обошла мрачный провал, едва её не поглотивший, и стала озираться, пытаясь понять, в какой стороне её дом. Неподалеку был перекресток, с которого она и свернула на эту аллею. Вышла к нему, встала на перепутье… Перед нею и позади простиралась довольно широкая, как видно, центральная аллея, а справа и слева — дорожки поуже. И дачи, дачи кругом… Высокие и не очень, кособокие старенькие развалюхи и вновь возведенные пижонистые коттеджи в два-три этажа… Кажется, она свернула в проулок с злосчастным люком именно с центральной аллеи… Да, вон виднеется смешная пластиковая бочка, разрисованная ромашками, — она заметила её, когда шла сюда. А вон ярко-оранжевый домик, цвет которого Сеня язвительно определила как «вырви-глаз»! Точно, здесь она проходила. Ох, как голова болит… Скорее б добраться.

— Ой, я же не знаю номера дачи! — выпалила она на ходу, изо всех сил стараясь не сбавлять шагу, хотя ужасно хотелось рухнуть в траву и больше никуда не ходить. — Какой номер нашего участка? И фамилия хозяев? Она же на табличке возле калитки написана! Мама ведь говорила… Митины? Или Мишины? В общем, на «Ми»…