Елена Ткач - Седьмой ключ

Электричка свистнула, дернулась, набрала ход и растаяла в утренней майской дымке. Кучка высадившихся пассажиров быстро рассеялась. На платформе подмосковной станции остались двое: мама и дочка. На плече женщины — дорожная сумка, в руках — увесистый пакет и бумажка с нарисованным планом местности. Девочка-подросток обеими руками прижимала к себе большую плюшевую игрушку — синюю мышь.

Мышь была грустная. Девочка тоже. Путешественницы озирались, оглядывая окрестности: в здешних местах они очутились явно впервые. По одну сторону платформы стояли блочные одинаковые дома. Тут шумели машины, бойко шла торговля возле крытых рядов небольшого рынка, раздавались тяжкие глухие удары — шло строительство. А по другую сторону — зеленая стена тишины. Лес.

— Ну вот и добрались, слава богу! Тебе не холодно? Легко оделись, а утро прохладное. — Мать пристально оглядела тоненькую фигурку своей девочки. — Росточек мой милый, ты чего такая нахохленная?

— Я не нахохленная, я скукоженная. Засиделась — час почти ехали. — Она взглянула на часы. — Даже больше. Ну что, куда нам?

— Сейчас посмотрим… Так, перейти пути у края платформы в хвосте поезда, войти в лесок, дальше — полем, потом будет деревня. Пройти ее всю насквозь. За ней слева — лес, а справа, чуть подальше — дачные участки за дощатым забором. Но нам нужно дальше: за участками начнется шоссе. Марина говорила, корявое такое, из бетонных плит, вот по нему и двинемся. А там, минут через двадцать ходу, заколоченные дома в лесу… Ну, Веточка, подбодрились, лягушка ты моя путешественница! Новая жизнь начинается. Неужели не интересно?

— Что ты, мам, еще как интересно, только… не знаю.

— Совсем ты у меня зачахла с этой учебой. Восьмой класс позади — а это не шутки, это уже достижение!

Женщина старалась казаться бодрой и оживленной, но за этим сквозила какая-то смутная неуверенность. Ее звали Верой. Верой Георгиевной… Она была тонкой и статной. В распахнутых карих глазах лучилось солнце, пряди вьющихся темных волос выбивались из прически и порхали, словно силясь взлететь — шла так быстро, что дочь едва за ней поспевала…

— Мам! — крикнула Вероника, цепляясь за ее руку. — Мы, кажется, книжку забыли!

— Какую книжку?

— Ну, мою, «Властелина колец»! Мам, как же? Ну, что это! — девочка остановилась, было видно: вот-вот расплачется…

— Ты ее уложила?

— Кажется… Я ее ко всем вещам на столе выложила и тебе сказала еще…

— Звоночек мой милый! Сейчас поглядим… — Вера Георгиевна принялась рыться в дорожной сумке. — Вроде… ну да, не взяла. Ну, прости! Да, не расстраивайся ты так, на днях все равно в город съезжу, вот только Шура появится — с тобой побудет. Много перевозить ведь придется, если решим тут прочно обосноваться… Ты погляди лес какой! Пушистый весь, зелень чистая, цветочки вон… А как ты узнала, что книжку забыли? Догадалась?

— Я просто почувствовала. Поняла, что ее нет. — Веточка обреченно вздохнула и потерла пальцами щеку. — Ладно, пойдем.

Они спустились с платформы по лесенке, пути перешли…

И лес, лес!

Когда две путницы вступили под сень деревьев и на их лицах затрепетали солнечные блики, по верхушкам пробежал легкий шелест. Деревья сообщали друг другу какую-то весть… Лес встречал вошедших, окутывал духом прелой весенней земли, покачивал ветками, на которых порхали зеленые листья-бабочки, звенел птичьими трелями, заманивал хризолитовыми лужайками, над которыми вертелись жуки, плавали запахи, играла веселая молодая жизнь…

Лес нежился под лазурью небес, лес дышал — он раздумывал, он плескался в зеленом дурмане весны и щедро, от души дарил радость и волю к жизни. Этот ясный зеленый свет поглощал все тревоги. Он рассеивал ту нервическую напряженность, которой скованы городские жители, и они оказывались во власти его благодатной свободы. Две девочки — взрослая и не очень — постепенно проникались этой лесной благодатью, свет струился по лицам, и лица менялись — они улыбались, и неясная, еще неуверенная надежда оживала на них.