Елена Ткач - Странная фотография

Вот такие довольно смутные и запутанные представления роились в её голове. Похоже, Ксения больше всего похожа была на путницу, путешественницу, стоящую на пороге пути. У неё не было в жизни конкретной цели, её не прельщала карьера, богатство, слава… только эти смутные вибрации реальности, которые говорили ей: малый отблеск небесной тайны ярче земного огня! И она грелась возле этого невидимого огня, свято веруя, что реальность и есть — чудо, чудо неотделимо от нее, оно внутри неё и вся она насквозь прошита чудесным, как золотыми нитями, надо только учиться распознавать их скрытый свет за блеском иных огней…

И вот, словно в награду за верность, этим летом мир неведомый приоткрылся ей. Край завесы был приподнят чьей-то незримой рукой, реальность словно расширилась и её впустили туда — в край, где нет ничего невозможного.

Майской ночью, в грозу ей почудился чей-то зов. И, не задумываясь ни на секунду, она поспешила туда — в ночь, в незнаемое, навстречу тому, кто звал её. Навстречу себе! Потому что, как Сеня теперь понимала: только тот, кто способен шагнуть в этот мир, — только он и может найти свой путь и стать самим собой. Потому что только в этом мире можно найти ответ на все те вечные вопросы, которые теребят душу, если она живая… А если не живая она, — если не живешь ты, а спишь, машинально перешагивая изо дня в день и не задумываясь о том, что делаешь и зачем, — тогда ты, бедняга, и не человек вовсе, а сущий жухлик, потому что скоро, очень скоро душа у тебя засохнет!

Так говорил Проша.

И вот, после всех невероятных событий уходящего лета, Сеня обрела друга, которого сама спасала не раз, который не раз спас её, и домовой по имени Пров Провыч, а попросту Проша решил поселиться в её семье. Домовые невидимы для людей и Проша не был из них исключением — он был невидим для всех, кроме Сени. Она помогла ему исполнить давнюю заветную мечту — духом очиститься. Домовые — они ведь духи нечистые, нечисть попросту говоря! А Проша — он по сути исполнял ангельскую работу — старался помочь людям души свои строить, растить, как цветы, которые от земли к небу тянутся. И за это нажил немало врагов среди всякой нечисти — мерзкий бес на него ополчился. Но все испытания с Божьей помощью и не без помощи самой обыкновенной девочки Проша преодолел и сделался чистым духом. И теперь жить бы, да ума наживать, жить, да радоваться, только… только сразу после переезда в город Проша исчез.

Он говорил ей, что отныне в городе будет являться ей только в крайних случаях и обычай свой — видимым быть — отныне оставит, потому что непорядок это, а Проша порядок любил, разгильдяйства не выносил и твердил, что от этого только одно безобразие получается.

«Ну хорошо, — думала Сеня, — в крайних, так в крайних, но нельзя же ни разу, ни единого разика не подать весть о себе!»

С тех пор, как семья перебралась с дачи в город, минуло уж две недели, и за это время ни звука, ни стука, ни шепота! То есть, стуков и звуков было в доме хоть отбавляй, но все это были не те — не Прошины звуки… Он больше не выходил с ней на связь. И Сеня затосковала.

Неужели он не сдержал обещания, неужели бросил её семью, которую назвал своей? Бросил как ту — прежнюю, в которой жил много лет, помогая домашним своим души строить… Не одно поколение в той семье сменилось при нем, росли дети и старики умирали, пока не настал гибельный для семьи двадцатый век, когда угасла она, когда жизнь в ней оскудела, как мелеет и сохнет вода в роднике, который не смогли уберечь от запустения, грязи и сора…

Сеня не верила, не хотела верить, что Проша оставил её — оставил на пороге радости, пообещав новую жизнь…

«Нет, не мог он так поступить, он не такой, мой Проша! — ворочалась Сеня ночами, кусая губы без сна. — Эта новая жизнь, наша семья, в которую ему велено было войти, велено свыше; звание чистого духа, которое он получил — награду, для нечисти просто немыслимую, — все это так его радовало… да он как на крыльях летал! Едва ли не ангелом себя почувствовал! А сколько пришлось ему испытать, прежде чем это случилось? Он ведь искупил свою вину перед прежней семьей, которая по его милости пострадала, спас последыша своего — последнего в том роду — от верной гибели спас, хоть последыш этот и сущий гад, которого и спасать-то не стоило! Ведь по его милости мы с папой в такую передрягу попали — просто ужас, чуть не погибли оба!»

Когда девчонка вспоминала о пережитом, её начинало прямо-таки колотить — зуб на зуб не попадал… Если б не Проша, едва ли сидела она сейчас на ступеньках родимой лестницы!