Александр Житинский - Седьмое измерение

Суворов еще раз покорнейше поблагодарил Петра Алексеевича и протянул листок мне.

- Вот, полюбопытствуйте! Уже готово. Царь Петр собрал неплохой архив. Генеалогические деревья вплоть до античного времени.

На листке было написано: "Прямые предки. Седьмое колено - Кюхельбекер Вильгельм. Двенадцатое колено - Сусанин Иван. Восемнадцатое колено - Колумб Христофор. Тридцать восьмое колено - Сулла Корнелий".

- Сулла? - пробормотал я. - Кто это такой?

- А Бог его знает! - беспечно воскликнул Суворов. - Римский диктатор, вероятно.

- Так много знаменитых предков? - прошептал я, испытывая, кроме замешательства, страшную гордость. Жаль было, конечно, что нет среди предков Пушкина, Александра Македонского или Иисуса Христа. Хотя у Христа, кажется, потомков быть не могло... Но все же! Колумб, елки зеленые! Сулла! Иван Сусанин, про которого опера!

- Ну, не так уж много, - сказал Суворов. - Недавно я видел молодую женщину, весьма заурядную, кстати, которая имела в своем дереве Тютчева, Серван-теса, Баха, Колумба, как и вы, Конфуция и фараона Эхнатона. Она считала, что Конфуций - древний грек.

- Значит, мы все родственники? - спросил я.

- Практически, - сказал Суворов.

В этот момент одновременно раздались телефонный звонок и стук в дверь. Суворов поднял трубку и крикнул по направлению к двери:

- Войдите!

В кабинет вошел неприятного вида мужчина в длинном прорезиненном плаще. Он остановился у входа. А Суворов уже объяснял по телефону Ломоносову, что слово "Войдите!" никак не могло относиться к Ми-хайле Васильевичу, потому как он, Суворов, еще не совсем выжил из ума и понимает, что по телефону не входят. При этом Александр Васильевич заразительно смеялся и делал приглашающие жесты мужчине в плаще. Однако тот упорно стоял в дверях.

Разговор с Ломоносовым касался пятнадцатиюрод-ного восемнадцативнучатого племянника великого ученого. Тот провалил экзамен в институт и теперь по закону должен был быть призван в армию. Судя по всему, Ломоносов просил Генералиссимуса позвонить в военкомат и попросить, чтобы племянничка призвали куда-нибудь поближе к Ленинграду.

Суворов обещал помочь несмотря на свою многолетнюю отставку.

Он закончил разговор и почти бегом бросился к посетителю. Тот, ни слова не говоря, распахнул полы плаща и стал похож на кондора. Подкладка плаща имела замечательное устройство. Вся она была в петельках, в которые продеты были радиолампы, транзисторы, сопротивления и другие радиодетали. Над каждым вшита была этикеточка с маркой изделия.

Суворов стал читать подкладку плаща, как детективный роман. Потом он точным движением извлек из петельки транзистор и показал его мужчине.

- Владимира первой, - сказал посетитель.

- Грабеж, батенька! - закричал Суворов, но транзистора не отдал.

- Александр Васильевич!-укоризненно произнес мужчина. - Это же японский транзистор!

- Помилуй Бог, согласен! - сказал Суворов, подошел к ящичку бюро, вынул оттуда орден и отдал посетителю. Мужчина окинул орден быстрым оценивающим взглядом, сунул в карман и бесшумно удалился.

- Вот жук! - в сердцах сказал Суворов. - И ведь наверняка ворует. Владимира первой степени!. . Да государыня, бывало... Эх!

Потом Александр Васильевич объяснил, что один из его прямых потомков, сохранивший даже фамилию, - некий Кирюша Суворов - учится в седьмом классе и обнаруживает замечательные успехи в точных науках. Генералиссимус доставал ему радиодетали для технических поделок, выменивая детали на ордена.

- Как знать, может быть, тоже станет бессмертным! - мечтательно и гордо произнес Александр Васильевич. - Не все же Суворовым "ура" кричать.

Мне давно пора было уходить, потому что урок мужества я прослушал, правда издалека, а Суворов находился в непрестанной деятельности, и я ему, по-видимому, мешал. Однако я продолжал сидеть в кресле, наблюдая. Суворов изредка перебрасывался со мною фразами, но в основном занимался делами.

Пришел маляр, с которым Александр Васильевич затеял долгий сюрреалистический разговор о покраске подоконников в музее. Маляр мялся, желая стребовать с Суворова что-то такое, чему не знал названия. Суворов показывал ему табакерки, перстни, шкатулочки, часы, аксельбанты, но маляр уклончиво улыбался. Сошлись на элементарных десяти рублях.

Звонили из Совета ветеранов, из ЖЭКа, из Москвы, Звонил Кутузов, звал на день рождения. Ленфильм приглашал на съемки.

Суворов, в очках, энергичный, со своим знаменитым хохолком, сидел за бюро, делал записи в календаре, ругался по телефону, успевая решать кроссворд.