Александр Житинский - Седьмое измерение

- Малахов! - вскричал тот же женский голос.

- И ты, Малахов, станешь солдатом, - продолжал Суворов, - чтобы с оружием в руках беречь Россию от врагов. Сколько тебе лет?

- Тринадцать, - послышался голос, по-видимому, Малахова.

- Я в твои годы уже командовал полком. Гренадеры! Орлы! Все как на подбор орлы... Так вот. Однажды приходит ко мне в штаб полковник Сабуров и говорит: "Александр Васильевич, австрияки шалят!. ." Да-с.

- Александр Васильевич, у них по программе сейчас другое, - сказал женский голос. - Вы нам, пожалуйста, что-нибудь о традициях.

- Прошу в Рымникский зал, - сказал Суворов.

Шум переместился в глубь музея. Я приоткрыл дверь кабинета и выглянул. Сквозь распахнутые двери залов мне был виден Суворов перед пионерами. Он стоял, опираясь левой рукой на эфес шпаги. В правой была указка. Ею Генералиссимус водил по карте. Позади пионеров стояла высоченная женщина, скрестив руки на животе.

Я вернулся в кабинет и принялся изучать обстановку. На бюро, рядом с телефоном, лежала пачка квитанций и счетов. Среди них счет на междугородный разговор с Измаилом и квитанция химчистки. В квитанции значилось: "Камзол зеленый, поношен., ср. загрязн." Лежал журнал "Огонек", раскрытый на последней странице с наполовину отгаданным кроссвордом. Я осторожно потянул на себя один из ящичков бюро. В нем в полнейшем беспорядке были навалены ордена, медали, часы, радиолампы, конденсаторы и сопротивления. В другом ящичке был ворох почтовых марок. Третий ящичек оказался запертым.

Внезапно зазвонил телефон. Я отпрыгнул от бюро и снова упал в кресло. Телефон продолжал звонить. Тогда я, оглянувшись на дверь, подошел к аппарату и снял трубку.

- Александр Васильевич? - сказал мужской голос. - Рад вас приветствовать. Как здоровьице?

- Александр Васильевич вышел, - сказал я.

- А с кем я говорю, простите?

Я назвал свою фамилию и добавил, что я посетитель музея.

- Ах, вы из нынешних... - разочарованно протянул собеседник и сказал: - Передайте Александру Васильевичу, что звонил Михаил Васильевич. Он знает. Я ему перезвоню.

Я повесил трубку и вернулся на свое место. Через пять минут пришел Суворов. Он проделал ту же процедуру с париком и шпагой, но парик повесил на медную ручку ящичка бюро для просушки. Он взял гребень и, придерживая парик на ручке, расчесал букли. Пудра образовала легкое облачко. Белые волосы вытягивались под гребнем, и тут же сворачивались, будто на невидимых бигудях. Я вспомнил жену, как она утром кипятит бигуди в кастрюльке, чтобы там, внутри, расплавился воск, поддерживающий бигуди в горячем состоянии, потом накручивает мокрые волосы, скрепляя их специальной резинкой, и в таком виде быстро пьет кофе, торопясь на работу.

Суворов задумчиво расчесывал парик. Казалось, он забыл обо мне.

- Вам звонил Михаил Васильевич, - сказал я.

- А-а... Ломоносов, - протянул Суворов, не оборачиваясь.

- Тот самый? - вырвалось у меня.

- А вы, батенька, знаете другого Ломоносова? - язвительно произнес Суворов, быстро поворачиваясь ко мне.

- Но ведь столько лет...

- Сколько - столько? Двести с небольшим лет. Вот ко мне недавно Аристотель заходил - тому не позавидуешь. Третье тысячелетие мается.

- Ну, и как он?. . Что делает? - задал я нелепый вопрос.

- Я же сказал - мается. Между нами говоря, старик опустился. Но его можно понять. У него миллионов семнадцать прямых потомков только в России. Кстати, как вас зовут?

Я опять назвал свою фамилию, имя и отчество. Суворов выпятил нижнюю губу и задумался. Потом он решительно снял трубку и набрал номер.

- Петр Алексеевич? Добрый день, Суворов беспокоит. Простите, что оторвал от дел... Петр Алексеевич, тут у меня один молодой человек желает выяснить, по какой он линии...

- Да я не... - запротестовал я, но Суворов уже давал мои координаты.

- Нет, полного списка не нужно, но хотя бы трех-четырех предков. Желательно таких, которые ему известны... Ну да, вы же знаете их школьные программы, о чем тут можно говорить!.. Да, благодарю покорно.

Суворов положил трубку и принялся насвистывать марш. - А... - начал я.

- Царь Петр, - сказал Суворов.

- Первый?

Суворов сделал страдальческую мину, на минуту испортив мелодию марша.

- Первый, конечно же, первый! - воскликнул он.

Тут снова зазвонил телефон. Суворов поднес трубку к уху, потом достал листок бумаги и, прижимая трубку плечом, что-то нацапарал на листочке гусиным пером. При ближайшем рассмотрении гусиное перо оказалось искусственным. Это была шариковая ручка в виде гусиного пера.