Семен Бронин - История моей матери

- Ну если суп только,- неопределенно протянул Дени.- Гороховый? - и невпопад засмеялся.

Ив разозлился.

- Еще и сэндвичи были! Знаете, сколько денег нужно, чтоб каждому забастовщику выдать по сэндвичу?! Это ж наши деньги, пролетарские! У нас их немного - хорошо Россия помогает сколько может. Хотя они сами сейчас не в лучшем положении. Вся капиталистическая Европа против них - и ничего, держатся! Потому что не считают, как мы, что во что обойдется, а сначала действуют, а потом считают убытки! - Рабочие на противоположном конце стола поникли, приниженные, головами. Они любили Россию: за воображаемое исполнение их надежд и мечтаний, но когда все время тычут в глаза одним и тем же примером, симпатий поневоле убавляется.- И потом! - продолжал Ив, не замечая, как всякий догматик, обратного действия своих слов.- Почему мы говорим только об экономических требованиях? Первое мая - это прежде всего политический праздник, и мы должны провести его под флагом политических лозунгов и требований. Сакко и Ванцетти - вот наши герои сегодня, мы должны воздать должное им и напомнить всем о пролетарской солидарности!

- Нас уговаривать не надо.- Жан был недоволен тем, что Ив берет на себя ведение собрания: для этого был он, секретарь, избранный ячейкой.- Мы за рабочую солидарность - иначе бы и ноги нашей здесь не было. Верно, Мишель? обратился он для разрежения атмосферы к хозяину кафе, который недоверчиво прислушивался к тому, что говорил Ив: времена были крутые, и то, что тот так легко пускал на ветер, с такой же легкостью подпадало под статьи закона.-Что ты кислый такой?

- Да не пьете ничего - поэтому. Вино киснет, и я с ним вместе.

- Это ты не напрасно - мы свое наверстаем,- успокоил его Жан.- Не зря рядом с этими бочками сели: чтоб не забывались.- Его друзья оживились и заулыбались: вино возвращало их к бренному существованию и уводило прочь от метафизики.- А ты что написала? - обратился он с той же увеселительной целью к падчерице.- Мы о тебе совсем забыли.

- Все! - примерной ученицей отвечала та.- У нас в школе учителя говорят быстрее.

- И ты за ними записываешь?

- Запоминаю - потом записываю. Так короче получается. И понятнее.

- Ладно. Дома посмотрю, что ты там настрочила.

- Я б тоже хотел взглянуть,- вмешался ревнивый Ив.- Прежде, чем это пойдет наверх.

- Вот мы отчет составим, тебе покажем, а пока пусть работает,- и Жан распустил собрание. Последнее слово оставалось за ним - он ревниво следил за этим и не давал Иву поблажек.- Иди домой,- сказал он Рене.- А мы немного задержимся. Скажи матери, что ненадолго...

- Ну и как тебе наше собрание? - спросил он, когда чуть-чуть навеселе явился домой к вечеру. Голос его был благодушен - чтоб не сказать приветлив.

- Понравилось,- сказала Рене.

- Отчет составила?

- Написала. Будете читать?

- Нет, конечно. Что я, не помню, что говорили? А чем тебе понравилось у нас?

- Думали о других. О себе не говорили.

- Разве?..- Жан думал иначе, но возражать не стал.- А бастовать надо?

- Надо. Хозяев надо учить. Чтоб не зарывались. Пусть делятся с другими.- Рене была неумолима: тот, у кого нет своего, легко раздает чужое.

Жану это почему-то тоже не понравилось, он почувствовал намек на иные обстоятельства, но снова не подал виду.

- Видишь, какая ты способная... Ладно. Будешь у нас за протоколиста. И за ходячий справочник тоже...- И Рене не поняла, звучит ли в его словах похвала или издевка. Но и то, что он перестал осуждать ее в открытую, было для нее победой.

4

Дальше - больше. Рене оказалась ценным прибретением для ячейки. Она умела не только записывать речи других, но и разбираться в трудных текстах.

Партия требовала от своих членов штудирования классиков - как посредством самообразования, так и через общее чтение в партийных вечерних школах. Жан и его приятели уже одолели "Манифест коммунистической партии" с его блуждающим по Европе призраком. И это было непросто, хотя в целом доступно, но сверху затем спустили "Происхождение семьи, частной собственности и государства", и тут-то все стали в тупик: с какой стороны подойти к этой глыбе и как за нее взяться. В руководстве Парижского региона, видно, сидел педант из интеллигентов, считавший, что надо начинать с нуля с Адама и дня мирового творения. Он даже сказал Жану, чтоб его подбодрить:

- Читается, как роман. Я вчера листал до полуночи...- И Жан взял книгу со смешанным чувством страха и уважения...

С одной стороны, было, конечно, заманчиво сразу, в один заход, покончить с семьей, с частной собственностью и государством, чтоб потом к ним не возвращаться, с другой...