Семен Бронин: История моей матери

После нее тоже ничего не осталось - ни сберкнижки, ни золота, ни камней, к которым она была равнодушна, ни богатой мебели - только книги: ее переводы да еще богатая зеленая многотомная французская энциклопедия двадцатых годов, которую ее отец, когда за ней ухаживал, прислал из Франции в большом деревянном ящике...

Над столом висела большая вырезанная из газеты - конечно французской, а не отечественной - выцветшая фотография времен перестройки: на ней были бастующие шахтеры Кемерова. Молодые мужчины в шахтерских робах, с лампочками во лбу сидели, тесно прижавшись друг к другу, и лица их были высвечены надеждой и тем минутным, но рождающим спокойствие душевным равновесием, которое дают людям дружба и единомыслие: с ними все кажется преодолимым. Фотографию сделали на каком-то собрании, где принималось решение о забастовке или о чем-нибудь в этом роде. Сын давно приметил этот снимок, но теперь он предстал перед ним в новом свете: мать не зря повесила его на видном месте - он напоминал ей прожитую жизнь, то, чем она жила, что ее согревало и поддерживало.

Помнится, и отец говорил что-то наивное и смешное о рабочем классе. Не это ли, в конце концов, и объединяло и сближало их? Не могли же два человека прожить вместе всю жизнь - пусть даже разводясь и ссорясь - чужими друг другу, не имея общего символа веры, источника сил и душевной бодрости?

Может быть, эта мысль и не так уж глупа и смешна - мысль и мечта о человеческом единстве и солидарности?

01.03.2003.