– Раки! Живы крупны раки! – раздался голос разносчика.
– Раки! Давай сюда раки! – крикнул Гельбке.
Разносчик развязал корзинку.
– Вихлянские-с… Первый сорт, – сказал он.
– Ох, какие маленькие! Да это тараканы. Эдакая большая у тебя борода и такие маленькие раки!
– На скус зато очень приятные. С приятством кушать будете.
Начали торговаться. Гельбке давал аккурат половину того, что просил разносчик. Разносчик клялся, божился, два раза завязывал корзину и уходил. Наконец сторговались, и Гельбке торжественно понес корзинку на террасу, где уже стояла одетая в серенькое холстинковое платье и вполне причесанная Амалия Богдановна. На ней был даже клеенчатый передник и клеенчатые рукавчики – все это нужно было, по ее мнению, по хозяйству.
– Вот тебе сюрприз… Это для фрюштика, – проговорил Гельбке, подавая корзинку. – Сегодня на фрюштик у нас будет Krebs und Wurstessen. Раки и колбаса и больше ничего. Nicht wahr, so ist gut? [6] Не правда ли, хорошо? (нем.)
– О, ja, Franz… Komm… Ich werde dir ein Kuss [7] О, да, Франц… Иди сюда, я тебя поцелую (нем.).
.
Амалия Богдановна приблизила к себе голову мужа и влепила ему поцелуй.
На террасе на столе стояли уже принадлежности кофе. Они сели. Амалия Богдановна сама начала его варить и из экономии на керосине вместо спирта.
– Willst du ein Butterbrod mit Kase? – спросила она. – С сыр хочешь бутерброд?
– О, ja, mein Schatz… [8] О, да, милая… (нем.)
Гельбке принял от жены бутерброд и поцеловал у ней руку.
Они сидели и пили кофе, смакуя чуть не по чайной ложечке. С улицы, через палисадник, к ним приставали разносчики с предложениями товаров, но они не отвечали разносчикам. Гельбке созерцал жену. Амалия Богдановна созерцала мужа.
– Люблю я воскресенье, когда не нужно идти в контору и можно целое утро «веселиться» (sich amtisiren), – говорил Гельбке.
– И я люблю, потому мой Франц со мной… – отвечала супруга.
– И так хорошо у нас здесь на даче, приятно…
– Gemuthlich!.. [9] Уютно!., (нем.)
– протянула Амалия Богдановна и умильно закатила под лоб глаза.
Явились дети, мальчик и девочка – Густя и Фриц, в сопровождении русской няньки. Дети здоровались и говорили по-русски.
– Deutsch… Deutsch… Говорить надо по-немецки… – приказывала им мать.
– Мама! Дай мне бутерброд… – проговорил мальчик.
– Нельзя… Кушай булку и молоко.
– Я хочу бутерброд с колбасой.
– Нельзя, Феденька… – отвечал отец. – Фибрин ты получишь за фрюштиком, а теперь должен кушать мучное и казеин.
Ребенок наморщился и приготовился плакать.
– Я дам ему маленький кусочек… – сказала мать.
– Дай… Но не больше полдрахмы.
Девочка ничего не просила. Она запихала в рот кусок кренделя и сосала его.
– Nun… [10] Итак… (нем.)
– проговорил Гельбке, обращаясь к супруге. – Сейчас я тебе сообщу программу наших удовольствий на сегодняшнее воскресенье. После кофе мы будем провожать тебя в лавку, где ты будешь покупать провизию на обед. Густя и Фриц! Вы рады, что мы будем провожать маму в лавку? – спросил он детей.
Вместо ответа мальчик запросил еще колбасы.
– Нельзя, нельзя тебе колбасы… – проговорил Гельбке и продолжал: – Потом фрюштик… и к нам хотел прийти выпить свой шнапс Иван Иваныч Аффе… Потом мы возьмем Густю и Фрица и пойдем в Беклешов сад кататься на лодке.
– Зачем лодка? – спросила Амалия Богдановна. – Ты раки купил. Лодка и раки в один день будет дорого. Надо ЭКОНОМИ…
– Но, душечка, ведь раки у нас идут на завтрак. Они заменяют блюдо, и мы не увеличиваем свой бюджет. Ну, ты можешь редиски не покупать. На масле будет экономия.
– Но зато Аффе будет с нами кушать – вот экономии и нет. Он выпьет три-четыре шнапс. О, я знаю Аффе! И он так много пьет! У него очень большой аппетит.
– Зато Аффе заплатит третью часть того, что стоит лодка. После лодки придут Брус и Грюнштейн, и мы будем играть в крокет на пиво. Ты любишь играть в крокет… Ты рада?
– О, ja… Но я люблю, чтоб экономи, а ты можешь проиграть много пива.
– Норма. Мы сделаем норму. Проигрыш не должен быть больше трех бутылок. Ведь пиво в воскресенье в бюджете. Я могу истратить в воскресенье на пиво шестьдесят копеек. На сигары сорок, а на пиво…
Амалия Богдановна погрозила мужу пальцем и сказала:
– О, Франц, ты тратишь больше!
– Ein Kuss…
Гельбке схватил женину руку и поцеловал ее в знак своей виновности.
– Nun… После крокета мы будем обедать… – продолжал он.
– И Аффе, и Брус, и Брюнштейн с нами? – испуганно спросила Амалия Богдановна.
Читать дальше