Георгий Жженов: От 'Глухаря' до 'Жар-птицы'

- Таким он и был при мне,- успокоилась "домовладелица".

Другая аккуратная старушенция робко "тюкала" меня по руке чем-то блестящим, стараясь обратить на себя мое внимание. Когда ей удалось это, она протянула мне клеенчатый кошелечек и сказала:

- Мосье Жженов!.. Все у вас чего-нибудь да просят... Кто автограф, кто что... А я хочу дать вам на память этот пустяковый кошелечек. Пусть ваша дочь хранит в нем билеты на метро.

- У нас не существует билетов на метро,- сказал я.

- Ну что ж!.. Тогда пусть существует память обо мне,- нашлась старушка.

На внутренней стенке кошелька синим фломастером слова: "Артистка Харьковского театра Е. Ещенко. Париж. 1975".

Сувенир этот моя дочь хранит и по сей день.

У самого выхода из "Жар-птицы" случилось неожиданное... Когда по просьбе хозяев клуба я расписывался в книге почетных гостей, за моей спиной вдруг раздался хрипловатый возглас:

- Здорово, Жорка!

Я опешил. Не сразу дошло даже, что это могло относиться ко мне. Когда дошло, я обернулся, стараясь понять, кто бы это мог быть. Обернулись и мои спутники. Вокруг стало тихо. Все с любопытством ждали, что будет дальше.

Говорят: всякая биография на облике человека неизбежно оставляет свой след. Передо мной стоял человек, чья внешность целиком подтверждала это правило. Левая рука этого человека неподвижно висела вдоль туловища. На руке была натянута кожаная перчатка... Я-то знал, что руки нет вовсе... Характерные морщины беспорядочно перекрестили когда-то холеное, красивое лицо... Кстати, сейчас его лицо нравилось мне больше, чем тогда... И глаза... Его темные семитские глаза, хитрый прищур которых и нагловатую самоуверенность погасили последующие страдания. Святая правда, что в глазах человека, как в зеркале, можно прочесть всю его жизнь!

- Гришка?! - Мы пожали друг другу руки.- Живой?

- Как видишь!..

Дальше состоялся следующий диалог.

Он:- Надолго здесь?

Я:- Завтра возвращаюсь в Москву. А ты?

Он:- Я ведь теперь живу в Европе! Завтра еду в Италию, вот так!..

(В этом месте, по его расчету, я должен был испытать зависть. Зависти в себе я не почувствовал.)

Я:- Да, я понимаю...

Он:- Познакомься, моя жена!

(Он представил мне женщину, которую я не запомнил. Мы поклонились друг другу.)

Он:- Может быть, тебе деньги нужны?.. Долларов двести могу ссудить...

(Вопрос явно был рассчитан на публику.)

Я:- Спасибо, Гриша. Свои финансовые дела я вчера еще закончил. Лучше побереги доллары для себя - пригодятся.

Он:- Как знаешь!

(Мы оба молча смотрели друг на друга и не знали, о чем нам говорить дальше.)

Я:- Чувствуешь себя как? Как здоровье?

Он:- Спасибо. Теперь хорошо. А ты? Неплохо выглядишь!

Я:- На севере мясо не портится!.. Сам знаешь...

Он:- Еще как знаю!..

(Опять замолчали. Становилось как-то неловко... Не про погоду же начинать!..)

Он:- Ну что ж, ладно, привет!..

Я:- Привет. Прощай!

На мое "прощай" Гриша усмехнулся иронически, мы пожали руки друг другу и разошлись.

Мои спутники продолжали вопросительно и с любопытством смотреть на меня. Я все еще не мог окончательно прийти в себя.

- Братцы! - наконец сказал я.- Какой потрясающий сюжет в голове... Грандиозно!.. И название уже придумал: "От "Глухаря" до "Жар-птицы".

2

"Дорога в ад устлана благими намерениями" - гласит поговорка.

В день Первого мая за "благие намерения" я получил подарок от своего начальника - очередные десять суток карцера с последующей отправкой на штрафной прииск. Моя "дорога в ад" началась в гараже районной экскаваторной станции (РЭКС) и, пройдя "душе-чистилище" лагерного карцера, закончилась на вахте штрафного прииска "Глухарь", прилепившегося у самого перевала к каменистому, поросшему мхом склону сопки.

Тот злополучный день начался как обычный трудовой день... Первомайский праздник на заключенных не распространялся, лагерь работал, как всегда.

Массовый взрыв уже состоялся. Экскаваторы ППГ трудились вовсю. Пыхтели, скрежетали по вечной мерзлоте ковшами, очищали подошву забоя от взорванных пустых пород (торфов). За бортом забоя росли огромные отвалы мерзлой породы. Вездесущие лоточники, как навозные жуки, уже копошились в них в поисках золота.

Стояла глубокая оттепель. Днем таяли снега, начали оттаивать забои. Вот-вот начнется промывочный сезон.

Начальство всячески торопило с окончанием вскрышных работ, поэтому в праздничный день работали не только заключенные, но и некоторые вольнонаемные, без которых в этот день нельзя было обойтись.